Кроме того, записной пикапер, а говоря по-русски, бабник, Брюха всегда мог подогнать приятелю ненапрягающую пассию для общения и всего, что может за ним воспоследовать. Глеба это устраивало на все сто.
На улице вечерело. Фонари еще не зажглись, и дома укутали серые тоскливые сумерки. Глеб сунул в рот сигарету, прикурил и краем глаза заметил уже знакомый микроавтобус-грузоперевозку. Однако на этот раз никаких тревожных мыслей не возникло, никакого мандража не наступило. Заключенный в футляр изумруд покоился в кармане, впереди был заведомо приятный вечер в хорошей компании, а микроавтобус…
– Да и хрен с ним, – усмехнулся Глеб, огибая дом.
Он вышел к краю проезжей части, поймал горного бомбилу на «семерке», в народе именуемой «хач-бек», и лениво процедил:
– Старая площадь. Пятихатка.
– Поэхали, – белозубо отозвался сквозь доносящуюся из динамиков этническую музыку родных гор погонщик «хач-бека».
И Глеб поехал.
Вернулся он за полночь, в меру подшофе, умиротворенный – и без единой глупой мысли в голове. Посиделки прошли как по маслу, пиво оказалось хорошим, еда и закуски тоже на уровне, а в перспективе наклевывался необременительный романчик с чернявой лупоглазой студенткой юрфака МАИ Алиной, подружкой Андрюхиной пассии Юли.
Вспомнив об Алине, Глеб захихикал и, напевая про себя: «В голове ни бум-бум, малолетка, дура дурой», отправился мыть руки и переодеваться.
Подавив в зародыше рефлекторное желание сесть за комп, Глеб включил телевизор и полчаса пытался вникнуть в интригу какого-то заокеанского триллера. Когда бороться со сном надоело, он принял душ, почистил зубы и завернул на кухню – проверить, перекрыт ли газовый вентиль. Оказалось, что перекрыт. Потянувшись рукой к выключателю, Глеб зацепился взглядом за какие-то темные пятнышки на краю мойки. Присмотревшись, он увидел, что это грязь, просыпавшаяся из вентиляционной отдушины. Глеба бросило в жар, сердце заколотилось часто-часто. Он отчетливо помнил, что вытирал мусор после того, как доставал изумруд из тайника…
– А может, не вытирал? – усомнился на мгновение Глеб, но память упрямо сигналила – вытирал, вытирал абсолютно точно.
– Значит… – И, не закончив фразы, он бросился в комнату, упал на колени и сунул руку под тумбочку.
Деньги были на месте, но в конверт явно кто-то заглядывал. Глеб всегда клал последнюю купюру в пачке «нос к носу» с предыдущей, этой его привычке было много лет. Сейчас же все банкноты лежали тривиально, «затылок к носу». Такой способ укладки использует большинство людей в мире и, по всей видимости, тот, кто побывал в квартире Погодина. Побывал, чтобы найти…
– Изумруд, – озвучил финальное слово Глеб. – Так-так-так… А ведь это и вправду хреново…
Сорвавшись с места, он заметался по квартире, всюду обнаруживая следы тщательно скрытого обыска. Одежда в шкафу, книги на полках, диски, безделушки, бумаги в ящиках стола – везде не обошлось без вмешательства чужих рук, рук умелых, аккуратных, но все же оставивших заметные придирчивому хозяйскому взгляду признаки досмотра. Глеб не считал себя педантом, однако Милка, например, всегда говорила: «Суперский, ты же настоящий немец! Все у тебя по полочкам, все на своих местах – как в аптеке».
И вот теперь этот аптекарский порядок был нарушен. Наверное, обычный человек и не заметил бы вмешательства, но Глеб по торчащим из пачки уголкам бумажных листов, по не идеально выровненным стопкам дисков, по чуть повернутым фигуркам гипсовых обезьянок на полке твердо уверился в страшном откровении – его дом больше не крепость.
Нелепо на прогулке вдруг,
Споткнувшись, провалиться в люк.
Еще нелепее, друзья,
Что люка избежать нельзя.
Только заперев входную дверь на мощную задвижку-щеколду, которую открыть снаружи было совершенно невозможно, он несколько успокоился. Хмель давно выветрился из головы, руки дрожали. Появившуюся было идею о бегстве Глеб сразу отмел как наиболее опасную.
– Они искали изумруд – и не нашли. Значит… Значит, они сделали простой и логичный вывод – я ношу его с собой. Следовательно, стоит мне покинуть квартиру, как будет предпринята попытка изъять камень. Проще всего это сделать… О господи, как ни смешно звучит фраза из «Бриллиантовой руки», но проще всего это сделать, сняв камень с трупа. С моего трупа. Пока я дома, я в относительной безопасности. Они будут ждать, будут стеречь, караулить… Или все же попробуют достать меня здесь? Наверняка они видели щеколду. С нею им не справиться, придется выкорчевывать весь дверной блок. Это время и шум. Я успею вызвать милицию, соседи тоже обратят внимание. Нет, они не дураки – так подставляться. Значит, засада. Уходить все равно придется, но утром, когда в подъезде полно народу. А потом…
Что будет потом, Глеб с ходу придумать не смог. Куда ему бежать? К Милке? На дачу? К кому-то из друзей-приятелей, к тому же Андрюхе-Брюхе? Чисто теоретически те, кто охотится за изумрудом, вполне могли навести справки о Глебе Погодине и его связях. А могли и не навести. В конце концов, это же явно не милиция, не ФСБ. Те пришли бы официально, с положенными бумагами.
«Малые Каменщики, дом сорок один, – мелькнуло в голове. – Вот там тебя точно никто не станет искать».
– А ведь верно, – согласился Глеб, не замечая, что вступил в диалог с неким неведомым собеседником. – Только что или кто ждет меня там?
«Ты видел. Встретишься – все поймешь».
– Ладно, утро вечера, точнее, ночи мудренее. Особенно если удастся пережить эту самую ночь. – Глеб зевнул. – Но изумруд я с собой не потащу. Спрячу в надежном месте…
Он помолчал, глядя в темное окно, и с мрачной усмешкой добавил:
– Это будет гарантией того, что сразу меня не убьют. Все, отбой.
Но стоило Погодину лечь, как страх, самый обычный животный страх буквально взял его за горло. Ему чудились приглушенные голоса в подъезде, воображение рисовало картины одну ужаснее другой – как те самые пресловутые «они», черные люди без лиц, но со стрижеными затылками, с помощью хитроумных инструментов отодвигают щеколду. Бесшумно повернувшись на заранее смазанных петлях, отворяется входная дверь, и темные тени неслышно скользят по коридору, сжимая в руках смертоносные «швейные машинки». Вот они подходят к комнате, вот появляются в дверном проеме…
Задыхаясь от ужаса, Глеб вскочил с постели, щелкнул выключателем. Никого. Матерясь вполголоса, он, включив везде свет, оделся, на цыпочках подошел к входной двери и прижался ухом к холодной обивке. Тишина. Глеб снова лег, положив рядом заряженное ружье для подводной охоты и самый большой из кухонных ножей. Проворочавшись с полчаса, он наконец соскользнул в сонный омут, полный неясных видений. А под утро Глебу приснился странный сон…
