Океанские волны с грохотом разбивались о глыбы черного обсидиана. Мириады брызг взлетали в белое от зноя небо, и многоцветные радуги несколько мгновений трепетали в воздухе, пронзаемые серокрылыми чайками. Чайки пировали на туше выбросившегося на камни кита-гринды, но их спугнул одетый в рубаху из козьих шкур человек, чье лицо скрывала медная маска. Опираясь на кривой посох с расщепленным навершием, сработанный из ребра акулы-кархародона, он брел вдоль кромки воды, всматриваясь в завалы серебряных от соли бревен, принесенных на этот пустынный берег осенними штормами.
Как иногда бывает во снах, Глеб знал, где он находится и что видит, и в знании этом не было никаких сомнений.
Человек тяжело дышал. Судя по морщинистой шее, коричневым пятнам на тыльных сторонах ладоней и перевитым темными венами ногам, это был глубокий старик. Маска, скрывавшая его лицо, имела абсолютно гладкую, тщательно отполированную поверхность, в которой отражались и море, и радуги, и чайки, и черные обсидиановые глыбы. Выполненная в виде двух третей сферы, маска оставляла незащищенным лишь затылок. Длинные, достигающие середины бедер седые волосы старика развевались на ветру, точно шлейф.
Сбитые в кровь ступни и медленный шаг человека в маске говорили о том, что он проделал долгий путь. Черный стервятник, крупная тварь из числа тех, что некогда жили в саду императорского дворца на острове Ста Золотых Башен и питались телами казненных, неотрывно следовал за стариком, ожидая его смерти. Ветер ерошил облезлые перья на спине птицы, и стервятник хрипло клекотал, разевая желтый загнутый клюв.
Добравшись до очередной груды плавника, старик остановился и принялся разглядывать бревна и сучья, что-то бормоча. Концом посоха он ворошил намытый океаном мусор, бил по вырванным с корнем стволам, и тогда к реву прибоя примешивался сухой костяной стук.
Волей ветров и течений к этому пустынному берегу приносило останки деревьев со всего света. Здесь были гигантские бронзовые сосны, что растут в полуночных странах, золотистые суковатые липы из закатных земель, черные кипарисы из полуденных краев и даже фиолетовые гладкие стволы пальм с восходных островов. Все они сильно пострадали от ярости штормовых волн, лишились листьев, ветвей; разбитые, расколотые о камни деревья превратились в убежище крабов, песчаных блох, червей и моллюсков. Не годные ни на постройку жилища, ни на починку корабля, ни даже на плот, жалкие останки некогда величавых лесных исполинов обречены были гнить среди камней, постепенно превращаясь в прах. Однако человеку в маске что-то нужно было от этого океанского мусора. Он опустился на колени, положил посох на песок и, разогнав гревшихся на солнце оранжевых ящериц, принялся руками разбирать завал из сучьев.
Когда светило начало клониться к далекому горизонту, старик воздел руки к небу и, торжествуя, пропел хвалу Запретным богам, за одно упоминание имен которых в благословенной Аталане человеку вырывали язык. Раскатистое пение вспугнуло задремавшего стервятника, но старик не обратил на птицу никакого внимания. Многодневные поиски оказались не напрасными. Он нашел искомое – кривой красный сук священного дерева хом, великого дерева хом, дерева тайн, дерева жрецов и колдунов, которое пьет не воду, а человеческую кровь и растет десять тысяч лет. Вот уже несколько столетий никто из живущих и существующих ни в пределах империи Аталана, ни в других землях не встречал дерева хом. Но старик, отправляясь в путь, был твердо уверен, что на берегах Одинокого острова, высящегося над океанскими водами там, где скрещиваются пять главных мировых течений, он отыщет то, что требовалось для совершения колдовского действа.
Стащив с плеч кожаную котомку, старик сел на песок и принялся вытаскивать из нее крохотные стеклянные бутылочки, связки кореньев, птичьи перья, кости животных, мешочки и куски разноцветных камней. За ними последовала серебряная ступка с хрустальным пестиком, стальной треногий тигель и небольшой округлый предмет, завернутый в чистую холстину.
Кремневым ножом с рукоятью в виде свернувшейся змеи человек в маске расщепил сук дерева хом и сложил на плоском камне костерок-колодец, но не стал поджигать его. Затем он начал развязывать мешочки и бросать в ступку щепотки белого и черного порошка, тщательно перемешивая все серебряной палочкой. Растерев коренья, старик добавил в ступку жидкостей из бутылочек, вновь перемешал все и ножом накрошил поверх перья, срезая лишь мягкие верхушки. Раздробленные тяжелым камнем кости также отправились в ступку. Три камешка – синий, белый и желтый – довершили набор ингредиентов, и в дело вступил пестик. Через некоторое время старик отложил потускневший пестик и пробормотал слова заклинания. Над ступкой поднялся легкий красноватый дымок. Удовлетворенно кивнув, человек в маске перелил густую вязкую массу из ступки в тигель и вызвал небесный огонь. Тот явился в виде яркого парящего шарика, разбрасывающего искры. Медленно опустившись в приготовленный колодец из щепок дерева хом, шарик родил бесплотное пламя. В воздухе, перебивая запах гниющих водорослей и вонь разлагающейся туши гринды, поплыл резкий дурманящий аромат. Старик утвердил тигель над огнем и начал вслух отсчитывать уносящиеся в вечность мгновения на давно забытом в этом мире языке Синих ведунов.
Из-под выпуклой крышки тигля вскоре повалил густой бурый дым, сменившийся дрожащим маревом, в котором то и дело посверкивали голубые молнии. Отсчитав три сотни, три десятка и еще три мгновения, человек в маске взял завернутый в холстину предмет. Развернув материю, он выкатил на сморщенную коричневую ладонь круглый зеленый камень. Сняв крышку тигля, старик бестрепетно опустил руку с камнем в кипящую массу и застонал от боли, качая головой с роняющей блики маской. Это продолжалось долго, до тех пор, пока костер не прогорел полностью и седой пепел не подернул угли. Только тогда старик вытащил руку. На костях его пальцев не осталось плоти, она дотла сгорела в тигле. Сияющий чистой зеленью камень сжимала рука скелета.
Осторожно положив изумруд на песок, старик пропел над ним заклинание на все том же забытом языке, который бездну лет назад использовали для колдовских обрядов. Наконец, закрепив камень в расщепе посоха, человек в маске с помощью крохотных резцов, извлеченных из поясного кошеля-зепи, нанес на поверхность камня кольца из повторяющихся геометрических фигур и, устало опустив руки, откинулся на полупрозрачную глыбу обсидиана. В полированной маске отразились прощальные лучи уходящего на покой светила. Сипло крикнул стервятник. Птице показалось, что ее час настал, но горящий зеленым огнем камень, венчавший теперь посох, пугал падальщика.
