градом стрел и копий. Их воинские навыки были отточены годами тренировок, их доспехи защищали от ударов простого оружия, а их луки и копья были настоящим орудием смерти. Обороняющиеся стояли на стенах, словно несокрушимая скала, отбрасывая все атаки повстанцев. Они были одеты в блестящие доспехи, их лица скрывались под шлемами, но в их глазах горел огонь ненависти и жажды мести за убитых братьев.
Умар, наблюдающий за сражением с холма, видел отчаяние в глазах своих воинов. Он чувствовал, как их надежда угасает, как их силы на исходе. И понимал, что уже нельзя брать стены в лоб. Нужно искать другой путь.
И в этот момент, словно в ответ на его мысли, из глубины города вырвалась конница султаната. Они мчались, как буря, их копыта били по земле, поднимая пыль и грохот. Их щиты блестели на солнце, их мечи искрились. Они атаковали фланги повстанческой армии, с ожесточением рубя и убивая тех, кто не мог отбить их удар.
Умар, видя, что атака захлёбывается, отдал приказ отступить. Повстанцы отходили под натиском конницы, неся потери. Но они не теряли надежды. Он знал, что необходимо перестроить тактику.
— Мы не можем атаковать в лоб! — прокричал он своим командирам. — Необходимо обнаружить слабые места в их обороне и найти путь в обход!
Он провёл ночь в своей палатке, планируя новый план атаки. Изучал карты, собирал разведданные, консультировался с опытными военачальниками. Ибо знал, что у него есть всего одна попытка. Если он не сможет взять столицу, то его армия рассыплется, а его мечта о свободе Алджурана разобьется вдребезги.
На рассвете Умар собрал свой совет. Он представил им свой новый план и предложил атаковать город с севера, где стены были более слабыми, и взять врасплох гарнизон с помощью подкопа, ибо работать его люди умели лучше всего и всех.
— Если мы сможем прорваться в город, то всё будет кончено! — сказал он. — Мы будем у власти. Алджуран будет наш!
Военный совет одобрил его план. Они были уверены в его способностях и в своей силе. Они были готовы сражаться до конца. И на следующий день атака началась.
Ночь окутала Алджуран, город погрузился в тревожную тишину, нарушаемую лишь скрипом засовов и шумом ветра, проносящегося над крышами. Но в подземельях под стенами столицы кипела работа.
В глубине земли, где царила вечная тьма и влажность, повстанцы копали узкий, но прочный ход. Каждый удар кирки и молота звучал как удар в сердце султаната, каждый вынутый кусок земли приближал их к победе.
Шахтеры, прибывшие из Сомалиленда, были опытными мастерами своего дела. Они копали землю с неутомимой энергией, словно в их жилах текла не кровь, а что-то более ядрённое. И совсем не боялись тьмы, не боялись опасности, они верили в свою миссию.
Рядом с ними работали инженеры, которые устанавливали подпорки, крепя стены хода, и укладывали рельсы для тележек, чтобы удобнее было вывозить землю. Умар часто спускался под землю, чтобы посмотреть на прогресс работ. Он видел, как вокруг него проносились тележки, загруженные землей, как шахтеры усердно долбили камни, как инженеры устанавливали подпорки.
Он разговаривал с шахтерами, спрашивал об их усталости, о настроении. Видел в их глазах усталость и упорство. Но он знал, что они не сдадутся. Они тоже хотели свободы и лучшей жизни для своих детей. Умар знал, что это их последний шанс. Если они не смогут прорваться в город подземным путём, то у них не останется ничего, кроме безнадёжной атаки в лоб, которая принесёт только бесполезные жертвы.
И он был готов сделать всё, чтобы это не случилось.
— Скоро мы будем в городе! — говорил он им, пытаясь вдохнуть в них надежду. — Скоро мы сбросим с себя оковы тирании!
И вот, наконец, подкоп достиг основания одной из башен столицы. Шахтеры, измученные работой, но радостные от того, что довели дело до конца, отступили назад, оставив в ходе установленное в тайне взрывчатое вещество.
Умар, стоя в темноте подкопа, вслушивался в тишину ночи. Он чувствовал, как билось его сердце. Он знал, что от того, что произойдет сейчас, зависит судьба Алджурана, судьба повстанцев, его собственная судьба.
Секунда, и он подал сигнал.
Ночь окутала Алджуран густым покровом тьмы, прерываемым лишь мерцанием звезд и редкими огоньками в окнах домов. Тишина города была глубокой и непроницаемой, словно саму атмосферу пронизывал страх, ожидание неизбежного.
В глубине подземного хода, проложенного с неимоверными трудами, Умар стоял в ожидании. Он чувствовал биение собственного сердца, которое отдавалось эхом в глубине земли. Правитель знал, что от того, что произойдет сейчас, зависит судьба Алджурана, судьба повстанцев, его собственная судьба.
И вот в глубине подземного хода, в том месте, где шахтеры оставили взрывчатку, раздался грохот.
Взрыв разорвал тишину ночи с неимоверной силой. Земля задрожала, стены башни пошатнулись, и от ударной волны зазвенели бесчисленные окна в городе. В темноте подземного хода замелькали отблески пламени, задымились стены, и послышался еле уловимый треск разрушающейся кирпичной кладки.
Умар, вцепившись в камень, чувствовал, как волна воздуха проносится мимо него, словно хочет вырвать его из земли. Он зажмурился, но не отступил, властелин знал, что должен пройти через это. Когда пыль осела, он открыл глаза и увидел в темноте блеск пламени, услышал крики страха и паники. Он знал, что в этом хаосе у них есть шанс.
— Вперёд! — крикнул он, и повстанцы хлынули в пролом, который образовался в стене как волна.
Город, погружённый во тьму, вздрогнул от оглушительного взрыва, прогремевшего над крышами домов. Этот внезапный звук, словно пробудил спящего зверя, заставив его вырваться из оков ночного покоя. Храбрость повстанцев, подстегиваемая неожиданным успехом, переросла в безудержную атаку. Они хлынули в город с криками, рубя и убивая застигнутых врасплох защитников. Их движения были быстры и беспощадны, словно они были не людьми, а волной уничтожения, которая смывает все на своем пути.
Умар, во главе своей гвардии, мчался вперед, его сердце билось в груди, словно барабан. Он видел в глазах своих воинов отблеск победы, чувствовал тепло крови своих врагов. Он был ослеплён успехом и охвачен жаждой власти, которая разгоралась в нём с небывалой силой. Его лицо было искажено жаждой мести, его глаза горели безумным огнем. В этой ночи он был не правителем, не вождём, а зверем, вырвавшимся из клетки и охотящимся на свою добычу.
Они прорывались через улицы, очищая их от противников, натыкаясь на небольшие группы солдат, которые еще пытались сопротивляться. Умар рубил мечом, не жалея себя, не жалея их. Он был
