А когда, наконец, наступил вечер, и в самом деле пришло время идти в кровать, я уже совершенно без страха или стеснения устроила Шена в своей комнате. Бережно уложила его все в том же гнезде из свитера рядом со своей подушкой. Меня больше не пугали его рассказы и видения — я чувствовала, что они нужны мне, как воздух.
… Когда-то давно в детстве мы со старшей сестрой любили лежать голова к голове и рассказывать друг другу в темноте разные сказки. По большей части, сочиняла, конечно, она, но от этого истории не становились хуже. Потом сестра выросла и уехала в другой город. Навсегда. Она первой сумела сбежать из диктаторского ига наших родителей. Оставила меня с ними наедине… я долго не могла ей этого простить и только недавно стала понимать, что у сестры просто не было выбора.
2
Я шла по лесу. Шла и искала что-то. Или кого-то. И только когда вышла на ту зеленую, мшистую поляну, залитую солнцем, поняла кого.
Он ждал меня под своим любимым раскидистым деревом, укрытый его тенью, как прозрачным кружевом. Улыбнулся, увидев меня.
— Здравствуй!
— Привет, Шен…
Он все так же старательно прятал свои увечные ноги, подобрав их под себя, но меня они больше не пугали.
— Ты гуляла… Лес заворожил тебя, я знаю. Он такой. Садись рядом, у нас, как всегда, не очень много времени.
Я послушно села возле него. Этот загадочный удивительный танцор снова был нагим, как ребенок. Сидел, укрытый лишь густой гривой волос. Наверное, в своем зыбком мире, сотканном из воспоминаний, он не нуждался в одежде.
На себе я обнаружила любимые джинсы и майку.
В голове толкались десятки вопросов, но я ничего не успела спросить — Шен заговорил первым.
— Я благодарен тебе за доверие и откровенность. Твоя история глубоко тронула мое сердце, — в его словах не было ни тени насмешки или иронии. Шен Ри смотрел на меня своими темными глазами, бездонными и совершенно неземными. Смотрел, и мне становилось хорошо и спокойно. Как будто накануне я раскрыла душу самому близкому другу. — Мне жаль, что я не могу говорить с тобой там… в твоем мире. Но здесь никто не отнимет у меня этого права, — он протянул мне узкую длинную ладонь и я, не колеблясь, вложила в нее свою руку.
Тепло… Его пальцы были теплыми, совершенно живыми. Настоящими. Как и он сам.
— Не кори себя за то, какой тебя создал этот мир, Яся, — когда он произнес мое имя, я тихонько вздрогнула. Шен заметил и лишь крепче сжал мою ладонь. — Не кори. Не твоя вина, что отец и мать предпочли искать в тебе отражение своих желаний. Это случается часто. Во всех мирах. И это нельзя изменить, можно только принять. Принять и жить дальше. Ты достойна счастья и достойна любви. И все это обязательно будет, поверь. Даже без их согласия.
— Мне уже тридцать два, Шен. Уже тридцать два года… — я не смогла утаить горечь в голосе. Да и не пыталась. — Если бы я могла, давно бы полюбила кого-нибудь. Да и меня… тоже бы кто-нибудь полюбил.
Пальцы на моей ладони вновь сомкнулись крепче.
— Это ложь, которую ты придумала себе. Которую тебе вложили в сердце. Попробуй отказаться от идеи своей порочности, своей… неправильности. Я знаю, это трудно, но, пожалуйста, попробуй. У тебя получится, ты очень сильная.
Я невольно хмыкнула.
Сильная…
Это ОН мне говорит? Мальчик без ног, лишенный своей судьбы и своего мира… и не утративший ни мудрости, ни красоты сердца.
— Шен, да ну их, мои проблемы! Мелкие они все и глупые, — я осторожно высвободила свою ладонь и посмотрела на его ноги, подогнутые так, что их было почти не видно. — Лучше расскажи о себе. Что было дальше? После пожара?
Он вздохнул. Тихо, едва заметно усмехнулся краешком рта.
— Что было… Да почти ничего и не было. Когда меня привезли домой, я понял, что все минувшие годы скучал по иллюзии, по своим фантазиям и наивным мечтам. В реальности меня встретили совершенно незнакомые люди. Сестры и братья, отец и мать — они все казались невозможно чужими. Такими чужими, что в первую ночь я долго плакал в своей постели. Это была роскошная постель в большой красивой комнате, уставленной цветами и резной мебелью. Но плакал я горше, чем в далеком детстве, когда впервые оказался в храмовой спальне для мальчиков. Мое сердце рвалось назад, туда, где остались мои друзья, мой мир, привычный и давно ставший родным, — Шен вздохнул. Он больше не смотрел на меня, его взгляд ушел вглубь. — Но храму не нужен безногий танцор. А для уличного попрошайки мое имя слишком высокое. Думаю, настоятель понял это, а может ему моя прабабка намекнула. Из всех, кого я покинул ребенком, только она осталась такой, какой я помнил ее. Несгибаемой хранительницей рода Ри. Именно она первой пришла к моей постели на следующее утро. Она принесла мне книги своих любимых поэтов. Она рассказала о том, как сильно пострадал храм… И о том, что в ночь после пожара очень многие его обитатели отважились на бегство. А через несколько дней появился Хекки… Он был из тех, кто удрал. И его не поймали, а может, и не искали вовсе. Там ведь едва ли не половина храма пострадала от пожара… Но Хекки все равно боялся. Сказал, что уйдет из Тары, срежет с ног красные узоры и наймется к бродячим актерам. — Шен прикрыл глаза, словно не хотел выпускать на волю какие-то образы, видимые лишь ему. — Про Зара он ничего не знал… но оно и понятно. Зар пришел ко мне сам, и это был последний день, который я помню.
Несколько минут мы сидели в полной тишине. Глаза Шена оставались закрытыми. Ветер едва заметно шевелил пряди волос у его лица. Это могло бы быть красиво, если бы не было так больно.
— Меня отравили, — добавил он спокойно и бесстрастно, подняв на меня свой взор. — Этот яд называется 'Далекий путь'. Красивое название… Я читал о нем в храмовой библиотеке, но думал, что написанное — просто сказки. Выдумки. Оказалось — все правда. Отравленный таким ядом не умирает, как это принято: его душа переносится в другой мир и заточается в теле куклы. После встречи с Заром я просто уснул, а проснулся уже… неживым, в вашем мире. Вот и вся моя тайна. И вся история.
Я не нашлась, что сказать. Долго молчала, а потом спросила:
— Шен, но зачем? Кому это было нужно? Настоятелю? Ведь не Зар же тебя отравил?!
Он покачал головой.
— Нет… конечно, не Зар. И не настоятель. Я ведь не убегал — он сам прогнал меня. Я… не знаю. Правда не знаю, Яся…
Он опустил голову и смотрел теперь на замшелый камень возле своих колен.
История и впрямь казалась законченной.
Вот только меня такой конец не устраивал.
3
— Кика, привет! — звук был ужасный, но спасибо хоть такой. Застать подругу в сети почти невозможно. Камеру я даже включать не стала, довольствовалась только голосовой связью скайпа. — У меня к тебе вопрос! Да, важный. Нет, недолго. Блин, ты такая коза, Кика! Да в пень твою медитацию! Слушай сюда, — я едва перевела дух и спросила сразу о главном: — Этот мастер, у которого ты купила куклу, как его найти? — хриплое кваканье из динамиков сообщило мне, что Кика удивлена. Затем прозвучало пространное и довольно кривое объяснение адреса. Я быстро записывала на листе бумаги названия улиц, количество поворотов, станцию метро… — А как его зовут? Как? Ну и имечко!
