- Захватывающее представление Вы тут устроили, коллега, - довольным голосом произнёс толстяк, отбросив в сторону обглоданную косточку. – А если Вас не затруднит, не могли бы Вы спустить мне вон ту птичку, - он ткнул пальцем в одного из зомби-петухов, продолжавших нарезать круги над поляной. – Больно уж он мне приглянулся.
Хоббит удивлённо захлопал глазами, но вертел всё-таки спустил. А потом и ещё один, для себя. Толстяк тут же вонзил зубы в бедро птицы, не переставая жевать, поднял руку вверх, как-то необычно сложил пальцы, и небольшая группка разбойников, пытавшихся тихонько скрыться в лесу, моментально превратилась в несколько горсток пепла.
- Ух ты! – Пэтти был в полном восторге. – Вот это сила!
- Благодарю Вас, коллега, - скромно потупился толстый волшебник. – Однако смею Вас заверить, что Ваше выступление значительно превосходит то, что могу продемонстрировать я, как по изысканности, так и по произведённому на зрителей психологическому эффекту. Но вот что касается Вашей школы… Будь я на Вашем месте, то вообще не стал бы её публично демонстрировать.
- И чего в моей школе такого? – удивился хоббит и тут же показал пальцем на бушующую воительницу, ведущую свой безумный спор с мечом и хомяком. – А ты вместе с той дамой? Скажи, что это с ней творится?
- Да, я с ней, - ответил толстяк. – Можете не обращать внимания, у неё часто случаются всякие заскоки. Вот, к примеру, вчера она потребовала, чтобы мы, как истинные воины, ночевали на улице под ближайшей пальмой. Естественно, я и ещё один наш спутник послали её с таким предложением куда подальше, за что она на нас сильно обиделась и решила ночевать под открытым небом в одиночестве. В итоге, утром нам пришлось вытаскивать её из-за решётки, потому что городская стража во время ночного обхода приняла её за бездомную и арестовала за бродяжничество. К тому же после спанья на каменной мостовой практически без одежды наша «прекрасная воительница» простудилась и теперь постоянно чихает. Или вот ещё…
Последних слов хоббит уже не расслышал, потому что к его спине снова кто-то приблизился, и у этого кого-то был весьма зловещий голос.
- Хоббит-боббит, у тебя есть мясо? Хоббит-боббит, ты не хочешь меня покормить? - порычало нечто.
Пэтти обернулся и впервые за время похода почувствовал что-то, отдалённо похожее на страх. Возле Редькинса стоял огромный конь незнакомой хоббиту масти «вороной в разводах» и злобно скалился.
– Хоббит-боббит, дай мне мясо! – снова сказал конь.
- А у меня его нет, - еле-еле выдавил из себя Пэтти, у которого от изумления отнялся язык. Говорящие лошади, в отличие от тех же говорящих хомяков, совершенно не вписывались в его мировоззрение.
- И-и-и-и-и! – заржал конь. – Тогда я съем тебя!
- Не бойтесь, не съест, - успокоил хоббита толстяк. – Он только угрожать и может, а на самом деле безобиднейшее создание, как и всё, что входит в комплект снаряжения нашей бедной «принцесски».
- А она в самом деле принцесса? – поинтересовался Пэтти.
Волшебник тяжело вздохнул.
- Да какая она принцесса! Дочка режиссёра какого-то провинциального театра, где она, судя по всему, работала актрисой. Вот начиталась всевозможных пьес про приключения отважных воительниц и настолько вошла в образ, что до сих пор из него выйти не может.
- А меч с конём откуда?
- Ее папаша, как мы поняли, был хреновым режиссёром, но зато талантливым магом, - вместо толстяка ответил неизвестно откуда появившийся смуглый парень в белом платке на голове. Пэтти вспомнил, что именно этот тип угрожал Милфуджу в божественном замке.
- А поскольку на отвратные спектакли этого режиссёра-волшебника никто не ходил, - продолжал «богоборец». - Он решил сделать свои постановки более популярными, придав им реалистичности, и для этого заколдовал коня и меч. Первый должен был всяких чудищ на сцене изображать, ну а со вторым и так всё понятно - стишки, романсы и прочая поэтическая ерунда для ублажения женщин. Их-то вместе с театральным костюмом наша «принцессочка» с собой и прихватила, когда из отчего дома драпала.
- А хомяк?
- А на нём вроде бы эксперименты ставили, вот он в размерах и увеличился. Ох, неужели это огромное дерево настоящее? – герой вдруг с восхищением уставился на крону баобаба и осторожно погладил ствол. – Как оно называется?
- Понятия не имею! Слушайте, - в голову хоббита пришла одна интересная мысль. – А откуда вы всё про неё знаете? Она что, вот так всю правду и рассказала?
- Представь себе, рассказала, - ухмыльнулся «богоборец», продолжавший обниматься со стволом.
- Да, это правда, мой дорогой хоббит, - кивнул толстый маг. – С утра я хотел отогреть нашу простуженную «принцессу» и дал ей глоток вина. А после этого глотка она неожиданно разразилась подробной душещипательной речью о своей прежней нелёгкой жизни, в которой её никто не понимал и не ценил. Честно признаюсь, такой эффект от выпивки для меня оказался очень неожиданным. Правда, она довольно быстро протрезвела и теперь не пьёт ничего, кроме воды. Видимо, боится того, что спиртное развязывает ей язык... Кстати, это дерево называется баобаб, - обратился он уже к смуглому воителю. – И оставь ты его, наконец, в покое!
Тем временем ругань «принцессы» с хомяком и мечом достигла апогея. «Воительница» в припадке ярости резко дернула за рукоять, чтобы высказать обнажённому клинку, так сказать, «в лицо» всё, что она о нём думает, но тут меч наконец-то отцепился от ветки, и буквально через секунду его хозяйке пришлось на собственной шкуре убедиться в действии силы планетарного притяжения.
- Ну вот, - печально произнёс маг. – Сейчас выяснится, что она сломала ногу, и наш поход задержится как минимум на целую неделю.
От огорчения он снял с пояса фляжку и надолго приложился к ней, одним глотком осушив её, наверное, наполовину. Воздух вокруг сразу наполнился запахом крепкого вина. Довольный маг утёр губы рукавом и, схватив ещё одного жареного петуха, продолжил процесс насыщения. Черноглазый герой вздохнул.
- В Книге Пустыни сказано, - медленно и вполголоса произнёс он. – Что вышли однажды из песков к людям три старца, немощные телом, но духом своим подобные стали. И выступил вперёд первый из них, чьё имя Ферсаим, и молвил он: «Да будет проклят тот, кто вкушает пищу более необходимого ему для сохранения жизни и не отдаёт излишки нуждающимся ближним своим». И люди, склонив головы, назвали чревоугодие грехом. И шагнул тогда вперёд второй старец, чьё имя Шабуфар, и молвил он: «Да будет проклято вино, чей хмель туманит разум. Да будет проклят тот, кто пьёт его, становясь на путь безрассудства, к гибели ведущий». И вновь опустили люди головы и признали пьянство страшным грехом. И вышел, наконец, третий старец, чье имя Зухтима, и молвил он: «Да будут прокляты распутницы, мужчин сбивающие с пути истинного. Да будет проклята та женщина, что показывает красу свою иным мужам, кроме супруга законного, отца собственного и братьев родных». И пали люди ниц и объявили блуд страшнейшим из грехов. И облачились женщины в длинные широкие одежды, скрывающие их прелести от глаз чужих, – богоборец вновь вздохнул. – Нет, ну где в этом мире справедливость? Почему я попал в одну команду с двумя такими отчаянными грешниками?
