И ведь не придерешься, ибо Устав писанный Королем, отменить может только другой король. Но никто этого не делает… из почтения к своим предкам.
Полковник оу Дезгоот, где ты там торчишь? — Иди-ка сюда, — полюбуйся на своих ребяток! Ты их вообще-то узнаешь? Точно твои?
— Мои! — Уверенно сказал оу Дезгоот, хотя конечно никогда не обременял себя необходимостью запоминать лица присланных каторжников, — слишком большая честь для тварей. — Да и глядя в уставшие и грязные лица каторжников, их бы сейчас, даже родные матери не узнали.
— Если раньше мы просто балансировали на краю задницы, то теперь провалились в нее глубже, чем кракен на дно морское. — Продолжал, с каким-то надрывом в голосе, вещать генерал Крааст. — Единственная нормальная часть в этой армии, — каторжники!
— Хм… — Задумчиво сказал полковник 6-го гренадерского. — Возможно задница была бы и впрямь столь глубока, если бы я к примеру, накануне сражения не подал бы рапорт-прошение о помиловании этих каторжников… Устный естественно…А вы генерал оу Крааст, кажется изволили на это одобряюще кивнуть…В этом случае, выходит что никакие не каторжники, а доблестные солдаты 6-го гренадерского, до последнего защищавшие свои позиции и отбили Королевское Знамя!…Естественно, я должен буду продублировать свой рапорт в письменном виде после битвы. А Вы — его подписать, чтобы все было оформлено официально!
Что и говорить, а полковник оу Дезгоот был не только прекрасным солдатом, о чем свидетельствовали и поведение его полка на поле боя, и отход в полном порядке после того как поражение стало очевидным. — Но он еще и прекрасно разбирался в армейской политике. — Утеря Знамени, по любому, в первую очередь падет на голову командующего армией… Нет, конечно судьба полковника оу Гитики была предрешена. — Отставка с позором без пенсии, и лишение всех наград.
Но полководец проигравший битву, и полководец, утерявший, в ходе проигранной битвы Знамя, — это совершенно два разных полководца. Проиграть битву может каждый, — Судьба девка изменчивая. Но утерянное Знамя, говорит о том что поражение было по настоящему разгромным, а значит, — такому генералу больше особо надеяться не на что. — Конечно это будет не позорная отставка, — его просто либо ушлют командовать гарнизоном в джунглях, либо просто аккуратно намекнут на добровольный уход.
Возвращенное Знамя, — это уже почти победа. — Мол, битва была настолько жестокой, что даже в какой-то момент Знамя одного из полков оказалось в руках врага, но благодаря мудрому руководству армией, его удалось вернуть. Вот только если его вернули худшие из худших, которым даже оружие в руки не дают посылая на поле боя… — это уже моветон. А если обычные солдаты, — Почет!
И сейчас, между насмешками и Почетом, у генерала Крааста, стоит он — полковник оу Дезгоот, с этим своим ненаписанным рапортом.
Ну а уж объяснять, во что выльется для его полка, и для него лично возвращение Знамени утерянного другим полком… — даже говорит бессмысленно. — Есть вещи, которые невозможно описать словами!
— …Если это были простые солдаты… — Услышал он слова Крааста. — Их придется хорошенько наградить!
* * *
— …И все же я не понимаю — почему я?! — Продолжал возмущаться Ренки.
…Была уже довольно поздняя ночь, и хотя большой военный лагерь, в сущности никогда не спит, относительная тишина вокруг, намекала хотя бы на дремоту. Но к притулившимся возле крохотного костерка бывшим каторжанам, сон почему-то не шел.
А ведь вроде бы казалось — стоит только чуток расслабиться, смежить налитые свинцом веки, и после почти двух проведенных на ногах суток — Морфей настигнет их быстрее выпущенной в упор пули.
Но видно наполненный волнениями, переживаниями и тревогами день, так разогнал нервную систему "бандитов Готора", что сон никак не мог пробиться сквозь эту преграду. И потому они сползлись к своему крохотному источнику света, чтобы потягивая стыренный из седельных сумок кредонских егерей настоящий гове, — в тысячный раз обсудить события прошлых дней и произошедшие с ними перемены.
— …Ведь… — Продолжал возмущаться Ренки. — Это ведь ты все придумал. Ты командовал нами, и…
— Ренки. — Наверное уже в двадцатый раз за день, начал объяснять Готор. — Я ведь сказал тебе, что не хочу привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому не воспринимай это, будто ты присвоил какие-то мои заслуги. — Считай что ты закрываешь меня своей грудью, от множества неприятностей.
…Да и согласись, — из всех нас, ты к этой должности приспособлен лучше всего. — Ты знаешь все эти Уставы, про которые я ни слухом ни духом. Наизусть помнишь все команды и приемы…В конце концов — это ты мечтал и готовился быть офицером. И наверное, когда наши пути разойдутся — ты останешься в Армии. В то время как мы постараемся из нее как можно быстрее слинять. — Так что носи свои капральские лычки с гордостью, ибо ты их действительно заслужил!
— Но я ведь не… Ведь это ты у нас всегда был вожаком!
— Вои и слушай, что тебе вожак говорит.
Ренки хотел было что-то возразить, но тут чуть вдали послышалось деликатное покашливание, и из темноты к их костерку подошла знакомая фигура.
— Здорово парни! — Негромко произнес капрал Доод, уважая тишину спящего вокруг воинского лагеря. — …Сидите-сидите… Я к вам так, по старой памяти забежал.
…Вот оно значит как… — Продолжил капрал Доод, когда его бывшие подчиненные слегка раздвинулись, освобождая место у костра и для него, и плеснули в жестяную кружку уже почти остывшего напитка. — …Нечего сказать — отличились вы ребята. Почитай уж годков тридцать в армии отслужил, — а второго такого случая и не упомню…Чтобы из капралов в каторжане — такое частенько бывало. Помню майора-пушкаря одного, батарею свою бросившего, в каторжную команду скинули. А вот чтобы обратно… Обычно-то, из этой ямы не выбираются!…Ну и ладно. — Я собственно о чем? — Как дальше-то жить собираетесь?
— Будто наши "собиралки" кому-то тут интересны. — Усмехнулся в ответ Готор. — Нам тут уже понятно объяснили. Что кабы мы были каторжники, и совершили бы подвиг. — Нас бы ждало помилование Короля, и… гуляй куда хочешь. А мы вон как, оказывается — уже два дня как "за достойную службу" переведены из каторжной команды в…не пойми куда. Так что подвиг совершили будучи солдатами, а знаит продолжаем тянуть лямку наравне со всеми.
— Насчет "наравне", это я с вами потом поговорю. Тут дело особое. А вот насчет "собиралок", — есть обычай старый, говорят еще со старых земель вывезенный. — Солдат, подвиг совершивший, во время награждения, имеет право сам себе выбрать командира и место службы.
