Вначале Гердон был обескуражен, получив этот бесценный дар, да еще из рук врага. В тот день он примирил себя со всем, он был готов к смерти, готов был кануть в небытие и обрести следующую жизнь в новом мире, мире своей мечты… и тут — такая смена планов…
Да, некоторое время Гердон Лориан ощущал себя потерянным. То же, наверное, почувствовал бы странник, узнавший, что вершина, к которой он пробирался с таким трудом, терпя боль и лишения, — это вовсе не конец, а всего лишь середина пути, и дальше будет еще труднее. А труднее будет: браслеты, запрещающие своему обладателю всякую магию, навсегда, висели на запястьях незримой тяжестью.
Кто он без магии, Гердон Лориан? О, он недолго расстраивался по этому поводу: магия никогда не была для него целью, как для тех, кто с детства влюблен в это высокое искусство. Нет, для Гердона магия всегда была лишь средством.
Теперь, когда он нашел себе новую цель в жизни и, более того, даже шел к ней широким шагом, он уже почти не вспоминал о своей потере. В конце концов, за вторую молодость это не такая уж высокая цена…
— Я этого парня не знаю… — заключил старший Охотник, складывая бинокль. — Зови остальных. Сейчас спустимся, поговорим.
Молодой умчался. Старший посмотрел ему вслед. Редко когда, глядя на этого парня, он не вспоминал Риэлину, бывшую главу семерки… Эта смелая женщина долгие годы сражалась с детьми тьмы на границе Дикой Ничейной Земли, она выжила в таком бою, где не выживают, прежде чем ее назначили в Ставру… даже не верилось, что ее жизнь унесла лихорадка… Скоротечная лихорадка, которую с месяц назад принес туман, такой же, из какого явился сейчас этот названый гость… Между прочим, этот гость уже стучит кулаком в ворота…
«…Какая честь!» — усмехнулся про себя Гердон, когда увидел, что его встречает у входа целая боевая семерка. За оружие маги не хватались, но выглядели настороженно.
В последний раз Гердон был в городе год назад — и этим городом был крохотный тихий Ивен, — так что он, должно быть, здорово отстал от жизни; неплохо бы узнать обстановку на сегодняшний день. Но это потом…
— Охотник первого уровня, Таур Метреде, — представился старший из семерых встречающих, высокий, худощавый мужчина с благородной сединой на висках и внимательным, мудрым взглядом. — А ты кто такой? — спросил он у того, кто виделся ему бродягой лет двадцати пяти и был облачен в грубую домотканую одежду и плащ из шкурок понгиллид, прижатый к спине чудовищных размеров рюкзаком, поднимавшимся даже над головой. Надо думать, невидимые простому смертному браслеты на запястьях у пришельца тоже не укрылись от опытного взгляда Охотника…
— Палюс, — представился Гердон. — Так зовут меня люди.
— Болотник… — покачав головой, перевел Таур; как и всякий маг, он неплохо разбирался в древних языках. — Не хочешь называть имени, значит… ну что ж… — он кашлянул; сырой, влажный воздух вызывал неприятную хрипоту в горле. — Что тебе нужно в городе?
— Я знахарь, — простодушно развел руками Гердон Лориан, еще не ведая, что попал в точку. — Думаю устроиться по специальности.
Таур Метреде задумался, услышав это. Молодой бродяга, умудрившийся в таком возрасте заработать себе магические браслеты, не внушал ему особого доверия, но в ситуациях, подобных этой, приходится поступаться своими подозрениями; приказ Серега был совершенно ясен: в связи с подготовкой к войне каждый знахарь должен быть поставлен на службу Северу и обеспечен государственным жалованием.
— Проходи, — велел Таур. — Саарин Травель, — он кивнул на стоявшего поодаль молодого Охотника, — отведет тебя в ближайший госпиталь. Если ты действительно знахарь, ты получишь жилье и работу: приказ Серого Инквизитора.
Услышав о Сереге, Гердон Лориан усмехнулся краем рта. Поправив лямки рюкзака, он зашагал вслед за Саарином-Охотником бодро, словно и не было никакой тяжести за плечами.
…Саарину оставалось только недоумевать, отчего незнакомец так и светится счастьем: самому же молодому Охотнику липкие щупальца тумана, тянувшиеся по городским улицам, не внушали ни доверия, ни уж тем более, радости.
Итак, безымянный бродяга… Палюс… счастлив и весел, и лихорадка его, похоже, мало волнует. Это он пока не видел ставрийского госпиталя в разгар эпидемии… Неизвестно еще, что станется с его желанием обосноваться здесь надолго, когда ему откроется эта картина…
— Мы пришли, — бесстрастно сообщил Саарин, толкнув перед собой скрипучую донгоровую дверь.
Сделав несколько широких шагов по каменному коридору, прямому, как стрела, Палюс спустил рюкзак с плеч и прислонил его к стене. Плащ из черно-белых обезьяньих шкурок свободно повис, топорщась жестким мехом, и за время недолгого ожидания туман осыпал бриллиантовой россыпью капелек каждый волосок на нем.
Наконец появился один из лекарей. В сером халате, с осунувшимся и поблекшим от вечного недосыпа лицом человек подошел к Саарину и, не тратя драгоценных сил на слова, просто вопросительно кивнул, желая узнать, в чем дело.
— Я привел знахаря… — начал было Охотник, но осекся. — То есть, он говорит, что он — знахарь; это нужно проверить.
Лекарь перевел страдальческий взгляд с Охотника на Гердона Лориана. При виде жизнерадостного, пышущего здоровьем бродяги он лишь неопределенно пожал плечами.
— Дайте мне самого тяжелого больного, — самоуверенно распорядился бродяга и уточнил: — Безнадежного.
Некоторое время лекарь отрешенно смотрел на него, обдумывая нахальное требование незнакомца, но потом, справедливо решив, что в данном случае хуже уже не будет, сделал знак следовать за ним. Гердон снял с боку рюкзака странного вида фляжку и двинулся вглубь госпиталя в сопровождении лекаря и Охотника.
— …Вот твой больной, — бесцветным голосом произнес лекарь и простер руку над бледным парнем, скрючившимся на матрасе у стены. — Ножевое ранение в живот, заражение — слишком далеко зашло, его уже не спасти.
Гердон задумчиво повел бровью. Хмыкнул… Этот больной чем-то неуловимо напоминал ему Максимилиана. Курчавые волосы; обрывки черного фарха на плечах, бывшие когда-то плащом… Странное, неуместное сходство!.. Парень, скорее всего, просто вор, а ножом его пырнул его же товарищ, с которым тот не поделил добычу…
Взяв парня за плечо, Гердон перевернул его на спину. Тот пытался слабо сопротивляться, что-то бормотал; когда его заставили отнять от больного живота руки, издал слабый стон.
