— Почему ты стала меня избегать? Это несправедливо! Если я вольно или невольно задел тебя, я охотно покаюсь и принесу извинения, скажи только — чем я провинился?
Старик от души расхохотался и весело заметил, что прямодушие вечно выходит боком, когда имеешь дело с бабами, — но при этом бросил строгий взгляд на Гитону. А наутро, немного опоздав к завтраку, Эйрар застал дочь и отца мрачно молчащими, причем Гитона кусала губы, а Рудр знай чавкал, уплетая завтрак, и по его лицу решительно ничего невозможно было понять.
Эйрару предстояло расколдовывать очередную шхуну, и все было, как всегда. Очнувшись в своей постели, он обнаружил рядом стакан горячего, сдобренного медом вина… и ни следа Гитоны. Так он и лежал до самого вечера, горестно размышляя. Короткий зимний день отгорел быстро. Эйрар было заснул, но холод вновь разбудил его, когда в очаге прогорели дрова. Дверь комнаты была приоткрыта; до слуха донеслись голоса. Эйрар сперва не мог разобрать слов, но было похоже — старый Рудр убеждал в чем-то Гитону. Она отвечала все резче, пока не сорвалась на крик:
— …сбегу от тебя!.. Совсем отсюда сбегу!..
На миг воцарилась тишина. Внезапно грохнула дверь, послышался крик, потом гул множества голосов. Холодный вихрь с улицы прошелся по комнате. Освещенный факелами, в дом вошел человек с перевязанной головой и в куртке, сверху донизу измаранной спекшейся кровью.
Это был Рогей!
— Проклятый барон все же перехитрил нас, — хрипло проговорил мариоланец. — Виграк убит. Его голова торчит над воротами, насаженная на пику. Хорошо еще, господина Ладомира, рыцаря, вовремя спрятали…
9. Корабли идут в Салмонессу
В комнату набился народ, огонь раздули поярче. Жадно глотая из кружки горячий мед, Рогей продолжал свою невеселую повесть. Ванетт-Миллепиг, сказал он, сумел каким-то образом вызнать всю правду о намерениях мариапольцев. То ли сам догадался, то ли изменник донес (Рогей склонялся к последнему). Как бы то ни было — когда они с Эйраром только выезжали из Наароса, баронские гонцы уже мчались в обреченный город — предупредить наместника. Затем туда прислали полутерцию воинов из самой Бриеллы и еще одну — из нааросской цитадели. Так что, когда Рогей прибыл в Мариаполь, город кишмя кишел солдатней, на улицах то и дело кого-то хватали, а стража ворот имела строгий приказ впускать всех, но не выпускать никого.
— И как же ты?.. — спросили Рогея.
— Да никак. Спрятался у одной особы, преданной Железному Кольцу… дело в том, что ее заведение не отличается особенной нравственностью — покорнейше прошу прощения, любезная дама… Я пытался разыскать Виграка… и я нашел его, да!.. На другой же день, как я приехал, по всем улицам ревели трубы, а герольды приглашали добрых горожан на главную площадь. Попробовал бы я не пойти! Они там в Мариаполе ведут списки жителей, и меня уже успели вписать… в качестве клиента той женщины. Так вот, на главной площади было выстроено нечто вроде горного пика, сверху донизу увешанного их дерьмовыми флагами…
Он поднес кружку к губам, и один из рыбаков проворчал:
— Тошно смотреть честному человеку, когда проклятый красно-белый вьется так высоко.
— Ага, — кивнул Рогей. — Как я погляжу, этой сволочи, Рыжему Барону, до смерти нравятся всякие там символы и яркие зрелища. Когда все сошлись, Ванетт-Миллепиг влез на самую макушку горы, и с ним виконт Изелэ, правитель Мариолы. И вот Барон стаскивает с головы шлем и закатывает нам речь. Ему, дескать, стало известно, что кое-кто из его добрых дейлкарлов надумал взобраться на Пик. Что ж, мол, он не возражает, пусть только учтут, что Пик — это эмблема валькингов и может, чего доброго, наказать инородцев. Тут опять запели трубы… и их стали пихать наверх по двое… дюжину мариапольских синдиков, в том числе и Виграка. Вместе с женами и детьми… словом, десятка четыре народу. На самой вершине Ванетт-Миллепиг с Изелэ рубили их мечами… сперва семьи, потом самих… Палач подбирал головы и показывал нам. Дети кричали, пробовали бежать…
Он снова уткнулся в кружку, пытаясь проглотить застрявший в горле комок.
— Погибает Дейларна… — пробормотали из угла. Эйрар увидел, как Гитона закрыла руками лицо. Он и сам готов был заплакать.
— А что же карренские Звездные Воеводы? — спросил он, пряча близкие слезы, голос прозвучал громче, чем следовало. — Или они тоже попались?
Рудр хмыкнул в бороду:
— Как же, попадутся они, скользкие угри. Небось уже щеголяют с алыми треугольничками на плечах!
Рогей серьезно заметил:
— Ты несправедлив, Загребной, и я бы не назвал это достойным… Они ведь не могли прибыть раньше. И ты знаешь не хуже меня, что наемников валькинги не признают. Звездных Воевод предупредят в море, и сделает это один из твоих кораблей, Рудр. Тот самый, что выудил меня из воды, куда я свалился с мариапольской дамбы с окровавленной головой и мертвым стражником под мышкой…
— Вот как! Значит, теперь наши пташки скорее всего полетят в Ос Эригу, к пиратам герцога Микалегона…
— Нет. В Салмонессу. Так было уговорено на случай, если грянет какой-нибудь гром. Мы возобновим войну из Салмонессы!
Эйрар вновь подал голос:
— Так значит — не все еще потеряно?..
— Потеряно? Кто говорит — потеряно? Наша тайна раскрыта, только и всего. А битва еще и не начиналась!
Рудр поднялся и прошелся по комнате, опустив голову и заложив за спину руки.
— А что там наши юные вастманстедские выскочки? — спросил он наконец. — Восстали-таки? Или угодили в сети Рыжего Барона еще до восстания?
— Точно не знаю, — ответил Рогей, — но думаю, что скорее всего нет. Черный Галлиль должен был держать их на поводке, пока не получат сигнала, — а у него рука крепкая.
— Ну добро… уф-ф… А что слышно про герцога Роджера?
— О, он уже отправил гонцов к Изелэ с наказом напомнить ему о старом договоре насчет Мариоланской Привилегии: он ведь считается сюзереном Мариолы и сам должен разбирать все дела, касающиеся измен. Одним словом, вызов брошен, надо ждать войны. Я дал ему слово, что все мариоланцы, которых соберет моя боевая стрела, встанут под его знамя. И тогда мы начнем!..
— Да… похоже, другого пути у нас нет. — Загребной вольных рыбаков тяжко вздохнул. — А может, и вообще никакого. Но, будь что будет, мы с него не свернем. Эрб! Паури! А ну, зовите-ка тех, что должны были ехать. Будите их, если придется. Нынче же ночью они отправятся в Салмонессу… и ты с ними, сударь чародей. Я бы сказал больше и напутствовал тебя по-другому… но придется обождать до лучших времен. Рогей! Ты тоже поедешь.
