Слезы Огня (СИ) - Завгородняя Анна Александровна

— Делай, что хочешь, — ответил вождь. — Мне все равно.

— Вот и хорошо! — улыбнулся Торстен, — Тебе понравится! — добавил он еле слышно, но Гуннар не обратил внимания на слова друга. А впереди уже показались стены города.

Пришпорив коня, он вырвался вперед и первым въехал в ворота, оставив за собой всю дружину.

Глава 8.

Ближе к вечеру в дом пришел Торстен. Швырнул мне какое-то яркое платье и насупив брови, произнес:

— Переодевайся. За тобой скоро придут! И чтобы без глупостей!

Он вышел, хлопнув дверью, а я обернулась к Нечаю, сидевшему на лавке. Вид у старика был какой-то ослабленный и больной. Сказывались долгие дни, проведенные взаперти. Ему, привыкшему к долгим переходам и кочевой жизни, четыре стены, в которых мы оказались, были словно тюрьма. Хотя, почему, словно. Это и была своеобразная тюрьма, придуманная нам безумным северянином, пожелавшим угодить своему другу. Я не сомневалась, какая участь мне уготована. Торстен отдаст меня на утеху Гуннару, по крайней мере, он хочет этого, а что произойдет в действительности, решат только боги.

Я подняла с пола платье. Разгладила, положив на стол. Яркая тряпка, почти такая же, что была на мне в тот вечер в таверне. Желтая с оранжевыми всполохами, оно сделает меня еще больше похожей на пламя. Интересно, где Торстен достал такое?

— Я боюсь за тебя, — сказал старик, поднимаясь с лавки.

— Не надо, — покачала я головой, — Не убьет же он меня, в самом деле.

— Если бы не я, ты могла бы убежать отсюда, могла попытаться что-то сделать…

Ошибочная мысль, решила я. Торстен позаботился бы о том, чтобы я в любом случае согласилась танцевать для его друга. Просто надавил бы на другое слабое место. У него это прекрасно получается!

Нечай отвернулся, пока я вползала в узкое платье, неприлично выставлявшее мою грудь и обтягивающее бедра. Ниже оно расходилось широкими волнами и если покружиться, то создавалось обманчивое впечатление разгорающегося пламени.

Бросив взгляд на свое алое, потасканное платье, я вздохнула горько и сказала старику, что тот может поворачиваться.

Нечай едва бросил на меня взгляд, как тут же отвел глаза. Я же подняла руки и подвязала пышные волосы к верху. Надела и браслеты…скорее по привычке. Их мелодичный перезвон успокаивал.

— Прости, — зачем-то сказал старик, а я просто села вместе с ним на лавку, приготовившись ждать. Положила голову на худое плечо и закрыла глаза, словно собираясь спать. Да только какой там сон, когда сердце исходится в тревожном трепете, как у птички посаженой в клетку.

После заката за мной пришли. Вошедший первым делом набросил на мои волосы капюшон, а саму меня запахнул в длинные полы плаща, скрыв таким образом от взглядов.

— Пошли! — сказали мне. Нечай поднялся было следовать за нами, но дружинник так посмотрел на старика, что тот замер, так и не сделав единого шагу.

— Сиди здесь, дед, — сказали ему.

Я обернулась и улыбнулась старику, стараясь не выдать собственного страха. А затем меня толкнули в спину, и я перемахнула через порог в ночную мглу.

Шум и звуки веселого пира я услышала едва мы прошли несколько шагов и с каждым новым они становились все отчетливее и громче, пока не переросли в настоящий галдеж. Я увидела огни, освещавшие вход в дом вождя, услышала льющийся из окон смех и крики, а затем вместе со своим провожатым пересекла двор и поднялась на крыльцо.

Миновав сени, меня, к моему удивлению, отправили мимо дверей из-за которых доносились звуки веселья и передали в руки какой-то женщине. Та нашла в складках плаща мою руку и молча потянула за собой. Она привела меня в смежную комнату с той, что по всей видимости вела в зал. Я слышала звуки веселья и мрачнела еще больше, сжав руки в кулаки под складками темного плаща. Женщина встала у дверей и застыла каменным истуканом — огромная и грозная, так что мысль о побеге я отбросила почти сразу же, едва она одарила меня свирепым взглядом.

— Сколько нам ждать? — спросила я через некоторое время.

— Сколько надо, столько и будешь, — ответила великанша и больше не выдавила из себя ни единого звука.

Оставалось только одно — ждать.

Когда Булат пришел в себя, он обнаружил, что лежит в темной пустой комнате, через ставни которой, прощаясь с уходящим днем, стучится закат своими алыми пальцами. Огненными, как волосы девушки танцовщицы. Мужчина пошевелился и сделал попытку подняться, на что скрипучий голос, раздавшийся из темного угла, велел ему не шевелиться и лежать спокойно.

— Вижу, пришел в себя! — из темноты комнаты вышла фигура. Маленькая, чуть ссутулившаяся, и направилась прямо к Булату. Это была старушка, видимо обещанная Дубцом знахарка и судя по тому, что Булат все еще был жив, старуха свое дело знала.

— Приветствую тебя, — произнес мужчина.

Старушка подошла ближе и чуть склонилась над ним, разглядывая излишне пристально. Он видел ее сухое лицо с заострившимися от возраста чертами, прищуренные глаза под темной кожей век и тонкие губы, сейчас сжатые в тонкую линию.

— Как чувствуешь себя, воин? — спросила она и отодвинулась назад. Булат вздохну свободнее.

— Видимо лучше, чем должен был, — ему даже удалось выдавить из себя улыбку, и старуха это оценила.

— На-ка, выпей, — ее рука остановилась перед лицом мужчины. Булат увидел какой-то крошечный сосуд, который она приставила к его губам и добавила твердо, — Глотай!

Он послушался, решив, что раз она уже спасла его жизнь, то теперь вряд ли захочет отнять.

На вкус питье оказалось ужасным. Горькое с запахом какой-то гадости. Булат скривился, едва сделав рвотный порыв. С трудом не вывернул зелье наружу и сделал глубокий вдох, глядя на темный потолок. Солнечный свет за ставнями сверкнул в последний раз и помещение окутала темнота.

Старуха прошаркала куда-то в сторону, а затем комната озарилась мягким теплом свечи.

— То, что ты выпил, поставит тебя на ноги. Ты сейчас заснешь, и я прошу тебя, запоминай все, что увидишь во сне. Это будет важно для тебя и для твоей судьбы.

Булат нахмурился. Что еще за колдовство, подумал он и тут сознание его начало мутнеть. Голова упала на подушки, а веки налились чем-то тяжелым. Он не увидел, как старуха подошла к его изголовью и простерла над ним свою ладонь, а затем что-то забормотала.

Булат провалился в сон и оказался на ледяном поле. Перед ним, вдалеке возвышались горы, которых он никогда не видел, а вокруг, насколько хватало глаз были лишь льды и снег. Где-то вдалеке за спиной темнела полоска леса, но Булат зачем-то пошел вперед, к тем величественным горам, что словно манили его к себе.

Он каким-то образом понимал, что все происходящее вокруг — просто сон и не более того, хотя слова старухи-знахарки звучали в голове.

— Запоминай всё, что увидишь! — говорила она.

Булат не чувствовал холода, хотя по всей видимости, температура была очень низкой, но с его губ не срывался пар, как обычно бывает, когда дышишь на морозе. Нет, Булат словно был и одновременно не был здесь, находясь далеко от северного края, самого дальнего уголка страны, где жили ненавистные ему северяне.

А потом он увидел волков.

Стая из огромных зверей стояла на снегу. Их вожаком была волчица. Красивая белоснежная волчица с богатой шубой. Она смотрела куда-то мимо Булата, видимо не замечая его. Булат остановился и проследил за взглядом хищницы — но там, куда он падал, никого не было. И тут взгляд мужчины случайно опустился вниз, под ноги. Да так и застыл на мгновение, спустя которое Булат упал на колени и стал словно бить кулаками об лед, когда его плеча коснулась чья-то рука.

Мужчина замер и покосился на того, кто стоял рядом. Это была женщина, абсолютно голая женщина, кутающаяся в длинные роскошные волосы, белоснежные и густые. А ее глаза, как две золотых луны, смотрели на Булата, проникая под кожу, туда, где билось сердце.

— Ты видишь меня? — спросил он, перестав ударять руками об лед.