— Любопытствует, — невозмутимо обронил лекарь.
— И как?
— Пока всем довольна, тепло, мягонько и есть за что ухватиться.
— Хватит!
— Почему?
— Да, пусти же! — попытавшись самостоятельно избавиться от его конечности в непосредственной близости от живота и того, что ниже, выдохнул Шельм возмущенно.
— Нет. Лежи смирно, а я продолжу, — с улыбкой заявил Ставрас, внимательно наблюдая за ним. — Или напомнить, что ты сам этого страстно желал, Ландышфуки?
— Но не при королевиче же! — нашелся шут, впиваясь пальцами в его запястье.
Лекарь долго смотрел на его даже в темноте заметно раскрасневшееся лицо, а потом все же примирительно произнес:
— Ты прав, — убрал руку, поднялся и потянул Шельма за собой.
— Куда ты меня ведешь? — плетясь за ним, поинтересовался тот, судорожно соображая, что будет делать, если Ставрас продолжит свои приставания.
— Как куда? — притворно изумился лекарь. — В кустики, конечно. Где еще двое мужчин могут всякими непристойностями заняться?
— Не буду я с тобой этим заниматься! — не выдержав, вскричал шут и тут же оказался притиснут к шершавой коре ствола исполинского дерева.
Ставрас уперся ладонями по обе стороны от его лица и выдохнул, склонившись к губам и не отрывая взгляда от затравленных глаз нахального мальчишки.
— Это почему же? — с легкой угрозой в голосе, спросил он.
Шут отвернулся. Не долго думая, Ставрас склонился еще ниже и заскользил губами по его напряженной шее, на которой отчаянно билась жилка, отмеряя бешеный пульс.
— Боишься, что сделаю больно? — предположил лекарь, щекоча дыханием мгновенно покрывшуюся мурашками кожу, и не переставая целовать его в шею.
Шельм медленно поднял руки и вцепился в его предплечья. До синяков.
— Я буду нежен, — даже не заметив этого, продолжил увещевать Ставрас.
Шут шумно глотнул и все же вытолкнул из сдавленного шоком горла:
— Я… я не сплю с мужчинами.
— Что? — не отрывая губ от его волнующе нежной кожи, уточнил Ставрас.
— Совсем. Мне нравятся женщины, — продолжил каяться загнанный в угол шут. — Даже сейчас мне снилась пышногрудая красотка, пока ты приставать ко мне не начал.
— Тогда зачем ты первым начал приставать ко мне?
— Достали. Они все меня достали. Я же не виноват, что барышни предпочитают меня этим напомаженным маркизам, виконтам и всем прочим. Вот и в тот раз, я девушку у баронета одного увел, а он на меня с кулаками полез. А я же шут, мне не положено на дуэлях драться. В смысле на мечах, а только в словесных баталиях, вот я и подшутил над ним. А он в отместку слух пустил, что я по мужикам специализируюсь.
— И?
— А мне-то что? Мало ли, вокруг меня слухов. Дураком был. Потому что уже через неделю ко мне всякие извращенцы повадились подкатываться. И, понимаешь, я бы мог им всем руки выкручивать, когда они меня лапали, челюсти сворачивать, когда целоваться лезли. Даже ноги ломать, когда они меня увезти куда-нибудь пытались. Но, какой тогда из меня шут?
— Действительно. Не шут, а какой-то мордоворот получается, — согласился Ставрас.
— Вот я и придумал изящный выход из положения.
— Это ты обо мне? — наконец, перестав, нервировать и без того напряженного Шельма своими губами в непосредственной близости от кожи, поднял голову Ставрас, и всмотрелся в его лицо.
Шут кивнул и отвел глаза. Помолчали. А потом Шельм тихо прошептал:
— Прости. Я же знал, что к тебе они не сунутся.
— А то, что я сам к тебе сунуться могу, ты не подумал?
— А разве ты суешься? — вскинул на него глаза тот.
— А разве нет? — снова начав медленно склоняться к нему, улыбнулся Ставрас.
— Прекрати, — устало бросил Шельм. — Ты же получил, что хотел. Может быть, хватит издеваться? Завтра тяжелый день, между прочим, а так мы с тобой оба не выспимся.
— И что же, по-твоему, я получил? — поинтересовался лекарь, замирая.
— Мое признание, — пожал плечами шут и опустил руки вдоль тела.
— Уверен, что мне было нужно именно оно?
— Уверен, — кивнул тот убежденно.
Лекарь не стал спорить. Отступил.
— А не побоишься теперь спать со мной под одним одеялом? — полюбопытствовал Ставрас, когда они уже возвращались к месту стоянки.
— Ну, что ты милый, — проворковал повеселевший шут из-за его спины. — Как я могу отказаться от сильного, мускулистого и, что не маловажно, теплого тела у меня за спиной?
— Так же, как отказался от моих поцелуев, — хмыкнул Ставрас.
— Не сравнивай, дорогой. Поцелуи — это не обязательный пункт программы.
— Ой, ли?
— Да, ладно, если тебе принципиально, могу свое одеяло достать, — сдался шут.
— Так, ты же им с Веровеком поделился.
— А у меня еще есть.
— И ты молчал?
— Ну, мне, действительно, с тобой спокойней и теплее.
— Уверен?
— Да.
— Тогда ложись.
— Есть, командир!
— И не паясничай, — потребовал Ставрас, снова обнимая улегшегося шута со спины.
— Не буду, — смилостивился тот, и добавил: — Ставрас?
— М?
— А ты расскажешь о запечатлении?
— Прямо сейчас?
— Нет. Завтра.
— Вот завтра и спросишь.
— Спрошу.
7.
С утра Ставрас поднял их ни свет, ни заря, объявив, что каждое утро теперь будет начинаться с тренировки. Шут повозмущался, но принял решение лекаря, Веровек же промолчал и, даже не позавтракав, взялся за меч, что вызвало нездоровые подозрения Шельма, о чем тот не преминул сказать, когда они трое оказались в седлах.
— Ставрас, а Ставрас, — громким шепотом протянул Ландышфуки, повернувшись к нему через плечо.
— Хм?
— А чем ты с королевичем без меня занимался?
— Мечом владеть учил? — бесхитростно отозвался тот, несколько расслабившись и потеряв бдительность после ночного выяснения отношений.
— И все? Или ты его им так основательно по башке приложил, что он теперь тих, как мышь, прикрученная кошкой к ракете фейерверка?
— Ну, у тебя и ассоциации, — проворчал Ставрас и добавил: — Чем, по-твоему, я мог с ним заниматься, пока ты там под ивой релаксировал?
— Как чем? — притворно изумился шут. — Изменять мне, конечно. — Полюбовался на вытянувшиеся лица, как королевича, ехавшего слева от них, так и Ставраса за спиной, и, закрепляя результат, произнес с проникновенным, тяжким вздохом: — Я так ревную. Вот что ты в нем только нашел, сам же еще недавно Боровком кликал.
— Так, — прорычал Ставрас ему на ухо, но продолжить не успел.
— Не впутывайте меня в свои дела! — вскричал Веровек, покраснев, как помидор, да и по фактуре (в смысле, общей округлости), не сильно от него отличаясь, и пришпорил коня. Пока Шельм и Ставрас опомнились, и Шелест, вместе с ними замерший в недоумении, снова сделал шаг по дороге, королевич ускакал от них довольно далеко.
