Я продолжал лаять, и мужчина выскочил под дождь, устремившись к нам.
— Он немножко отпустил, но вырваться я не смогу! — сообщила Дымка.
С явным смущением, проскальзывающим во всех жестах, здоровяк обернулся на приближающуюся фигуру, а затем снова развернулся ко мне. Как оказалось, к нам направлялся Дорогой Доктор. Я лаял не переставая, раз это, кажется, сработало.
Подбежав к гиганту, Дорогой Доктор взял его под руку. — А, вижу, с некоторых пор кошки и собаки предпочитают мокнуть вместе, — заметил он.
Я перестал лаять, тогда как гигант повернул голову и непонимающе уставился на Доктора, видимо, окончательно утратив дар речи при виде такого остроумия.
— Собачка хочет, чтобы ты отпустил киску, — сказал ему Доктор. — Киска тоже хочет на землю. Отпусти ее — и пойдем назад. Плохая ночь для прогулок — весь этот дождь.
— Пло-хая ночь, — повторил здоровяк.
— Да. Так что отпускай киску и пойдем.
— Пло-хой дождь, — подтвердил он.
— Ну да. Кошку. Отпусти. Сейчас же. Идем, Сейчас же. Со мной.
— Кош-ку, кис-ку, от-пус-тить, — проговорил здоровяк, после чего наклонился и бережно опустил Серую Дымку на дорогу. Пока он поднимался, его глаза встретились с моими, и он добавил: — Хо-ро-ший пе-сик.
— Не сомневаюсь, — сказал Дорогой Доктор, хватая его теперь обеими руками и разворачивая в сторону дома.
— Давай-ка убираться отсюда, — сказала Серая Дымка.
Что мы и сделали.
Твари постепенно набирали силу, но оковы их пока держали. Утром я забежал к Ларри, предупредить его, чтобы с этого момента он отзывался на прозвище Счастливчик, если какой-нибудь лесной житель вдруг окликнет его. В связи с этим мне пришлось поделиться с ним кое-какими выводами насчет его положения в Игре. Он согласился, что теперь ему следует быть поосторожнее в ночных вылазках. Поскольку я считал нас партнерами, то выложил ему абсолютно все, что знал. Все, кроме информации об истинной личине Линды Эндерби. Мне не хотелось разрушать его иллюзии касательно этой добродушной старушки, чье общество доставило ему такое удовольствие. Что узнано, то узнано — мне показалось, с него и так хватит всяких неприятностей; он даже мне ничего о себе не рассказывает, так пускай и дальше с милой улыбкой вспоминает об этом визите, совершенно не значащем, когда не надо было ничего бояться, ни от кого скрываться. Я решил подождать несколько дней, прежде чем открыть ему всю правду.
— Узнал что-нибудь новенькое о полиции и их поисках? — спросил я.
— Они все еще ведут расследование, но, вроде, всех уже опросили и теперь начали прочесывать поля в округе.
Кажется, самая последняя версия состояла в том, что полицейского сбросили с лошади, он остался лежать, а она вернулась в конюшни.
— Насколько я понял, тело еще не выкинуло на берег. Надеюсь, его унесет в море.
— И такое может быть. Не сомневаюсь, они буди внимательно следить за всем, что выкидывает на берег река.
— Интересно, как их рысканье по кустам повлияет на Графа, когда они начнут подбираться к нему?
— Могу поспорить: если ты сегодня пойдешь и проверишь, то обнаружишь, что он уже съехал из своего склепа.
— Ты тоже считаешь, что он где-то устроил себе еще одно «место успокоения»?
— Ну конечно. Это в его стиле. И он абсолютно прав. У каждого должно быть место, куда в случае чего можно было бы отступить. Лишняя предосторожность никогда не помешает.
— Да ну?
Ларри улыбнулся.
— Я в тебе и не сомневался, — сказал он.
Никто не может точно сказать, когда я улыбаюсь.
Я отправился на поиски Серой Дымки, хотел попробовать убедить ее снова слазить для меня в склеп. Но ее нигде не было. Наконец я бросил это занятие и повернул к дому Растова.
Ползец еще не появлялся, и я принялся бродить вокруг да около и заглядывать в окна. Я заметил Растова — он, ссутулившись, сидел на стуле, зажав в одной руке бутылку водки, а другой прижав к груди деревянную пластинку, очень похожую на икону. На подоконнике что-то зашевелилось, и я понял, что это мой давешний напарник. Ползец приподнялся, уставился на меня, а затем мотнул головой в сторону соседней комнаты. После чего соскользнул с подоконника и исчез.
Я вернулся к соседнему окну — оно было слегка приоткрыто. Спустя пару мгновений из щели показался Ползец.
— Привет, — сказал я. — Как дела?
— Иногда мне так хочется вернуться обратно в поля! — ответил он. — Сейчас бы я уже готовился к долгому зимнему сну.
— Что, спал плохо?
— Я вовремя удрал. Он снова взялся за свое. Только и делает, что пьет да распевает грустные песни. Он еще втравит нас всех в неприятности — вот только переберет лишку. Ему б лучше протрезветь к великой ночи.
— Надеюсь, так он и поступит.
Мы отправились вокруг дома.
— Занят был? — спросил он меня.
— Можешь не сомневаться.
— Слушай, Снафф, босс мне всего не рассказывает, а Ночной Шорох сообщил день-два назад, что существует какое-то специальное гадание, из которого можно узнать, кто открывающий, а кто закрывающий. Это правда?
— Он прав, — ответил я. — Только, пока луна не спадет, на результаты гадания нельзя полагаться. И на пустом месте оно не делается.
— И сколько еще осталось?
— Несколько дней.
— Так, значит, в скором времени все игроки узнают, кто есть кто?
— Ну да. Они всегда узнают это. Вот почему очень важно закончить к этому дню любые совместные дела. Как только будут проведены все линии, твои бывшие друзья могут оказаться врагами.
— Не хотел бы я оказаться во врагах у тебя или у Ночного Шороха.
— Но это вовсе не означает, что перед самой Игрой мы вдруг должны перебить друг друга. По сути дела, я всегда расценивал такие поступки как признак слабости.
— Но пара-тройка убийств всегда имеет место.
— Я тоже так слышал. Пустая трата сил, подобные штучки лучше приберечь на потом.
— И половина из нас погибнет, когда другая победит.
— Открывающие и закрывающие редко распределяются поровну. Никогда нельзя предугадать, каким окажется расположение игроков и кто может объявиться в конце. Я слышал, как-то раз получилось, что игроки — все до одного — не раскрывали себя до самого последнего дня. Просто никто не показывался. Что тоже неверно. Ты только представь себе: любой из них, хвати ему смелости, мог повернуть все по-своему.
— Сколько еще ждать, пока не распространится слово, Снафф?
— Немного осталось. Думаю, кто-то работает над этим прямо сейчас.
— А ты знаешь?
— Нет. Но скоро узнаю. Я предпочитаю оставаться в неведении до самого последнего момента.
