Лена нахмурилась.
— Извини, — сказал я и снова поцеловал ее. — Неудачно пошутил.
— Неудачно, — подтвердила Лена. — Хорошо, слетай к ней, потом расскажешь, что в мире происходит. Павлу привет передавай.
Теперь Павел не вызывал у Лены такого благоговейного трепета, как в первые дни. Человек привыкает ко всему и мысль о том, что среди твоих знакомых появился почти настоящий апостол, вызывает шок только поначалу. В самом деле, ну апостол, ну и что с того?
Головастик теперь обитала в Калифорнии, на роскошной вилле в окрестностях Лос-Анджелеса. К моему большому удивлению, Павел все еще жил с ней.
— Странно, — сказал я. — Он ведь должен тебя ненавидеть, ты же Сатана.
Головастик нахмурилась.
— Сергей, у тебя с памятью все в порядке? — спросила она. — Склерозом не страдаешь? Помнишь, что я тебе говорила, когда мы в раю за столом сидели?
— Что Сатана у иудеев не враг рода человеческого, а архангел для грязных поручений. Но Павел не иудей, а христианин.
— Он не тот христианин, — уточнила Головастик. — Христианство сильно изменилось за две тысячи лет, первые христиане были совсем другими. Павел не ненавидит меня и не боится, он для этого слишком умен. И совсем не закомплексован.
— В каком смысле? — насторожился я. — Ты и с ним тоже…
Головастик расхохоталась.
— Нет, не в этом смысле, — сказала она. — Как мужчина он меня не привлекает — слишком стар, да и некрасив. Я о другом говорю. Понимаешь, он не фанатик, он нормально воспринимает новую информацию. Ему, конечно, тяжело было осознать, что его любимый бог не единственный в мире, но у Павла хватает ума воспринимать вещи такими, какие он есть.
— Чем он сейчас занимается? — спросил я.
— В бассейне купается. Хочешь присоединиться?
— Я не об этом. Чем он вообще занимается? Проповедует?
— Язык учит. Когда выучит — наверное, будет проповедовать. Только без Бомжа у него ничего не получится. В Штатах проповедников как грязи, конкуренция обалденная.
— А Бомж как? Больше не появлялся?
— Пока нет. И в новостях тоже ничего характерного не было, это меня даже тревожит. Не понимаю, что он задумал.
— А может, он ничего не задумал? — предположил я. — Побаловался немного с раем, а теперь надоело.
Головастик отрицательно помотала головой.
— Ты его не знаешь, — сказала она. — Если он чем-то увлечется по-настоящему — ни за что не отступится, пока до полного маразма не дойдет. Боюсь, на Земле скоро начнется что-то из ряда вон выходящее.
— А что может начаться? — спросил я. — Ну, наделает он всяких чудес, ну, явит церковникам кучку новых откровений, ну и что с того? Народным массам на все эти дела наплевать с высокой колокольни.
— Смотря какие будут чудеса, — уточнила Головастик. — И смотря кому он промоет мозги и в какой степени. Но не будем о грустном, а то еще накаркаем.
— Как это накаркаем? — удивился я. — Мы же в нормальном мире. Разве наши мысли могут искажать эту реальность?
— Нет, это я так, по привычке. У вас с Леной все нормально?
— Вроде да.
— Бандиты не появлялись?
— А что, должны были?
— Не знаю, — Головастик пожала плечами. — В принципе, могут появиться, но для вас это не страшно, просто будет еще одно развлечение. Вам там не скучно еще?
— Вроде нет. Лена учится машину водить, увлеклась очень.
— Да, увлекательное дело, — улыбнулась Головастик. — Только сейчас это не так захватывает, как сто лет назад. Сел да поехал — никакого интереса. Вот когда перед каждой поездкой приходилось карбюратор продувать…
— Раньше и солнце ярче светило, — ухмыльнулся я.
Головастик хихикнула.
— Что поделаешь, — сказала она. — Мне по возрасту брюзжать положено. Пойдем-ка лучше искупаемся. Если хочешь, можешь Лену сюда телепортировать.
— Лучше не надо, — сказал я. — Пусть себе катается.
— Как знаешь, — пожала плечами Головастик. — Пойдем в бассейн.
Бассейн у Головастика был роскошен, под стать вилле. Но Павла в бассейне не было.
— А где апостол? — спросил я.
— Не знаю, — безразлично ответила Головастик. — Я за ним не слежу.
Мы искупались. После этого некоторое время мы сидели в шезлонгах, пили местное вино и болтали о всякой ерунде, а потом я отправился домой.
Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Первая мысль была глупой и иррациональной: бандиты!
Спросонья я не подумал, что обычному человеку не под силу преодолеть охранные заклинания, наложенные на периметр территории. Как не подумал и о том, что если уж бандиты исхитрились проникнуть в дом, то будить хозяина, да еще так деликатно, им ни к чему.
Первый удар я нанес прямо из лежачего положения. Человек, который только что меня тряс, согнулся пополам и повалился на пол. Я навалился на него сверху, впечатал мордой в пол и понял, что подо мной трепыхается вовсе не здоровенный мужик, а маленькая женщина. Неужели?…
Лена промычала что-то нечленораздельное и перевернулась на другой бок. Она так и не проснулась.
Я подхватил на руки бесчувственное тело и вынес его из спальни в гостиную. Дверь спальни захлопнулась и в тот же миг тело пошевелилось и произнесло голосом Головастика:
— Ну ты и силен драться.
— Извини, — буркнул я и поставил ее на ноги. — Ты могла бы предупредить, что это ты.
— Не успела, — сказала Головастик и шмыгнула носом.
Я включил свет. Выглядела Головастик ужасно — кровь из разбитого носа залила всю нижнюю половину лица.
— Где у тебя ванная? — спросила Головастик. — Мне умыться надо.
— Вон там. А что случилось?
— Умоюсь и расскажу. Хотя нет. Телепортируйся пока на мою виллу, там в гостиной стоит DVD-плеер на паузе, включи и посмотри. А я умоюсь и потом тоже подойду.
Я телепортировался на виллу Головастика, нашел DVD-плеер, снял его с паузы и стал смотреть запись. Это были телевизионные новости, репортаж шел из больницы, чернокожая корреспондентка что-то возбужденно верещала по-английски, но я не понимал в ее сумбурной речи ни единого слова. А потом в телевизоре появился апостол Павел.
Он что-то сказал, кажется, по-английски, перекрестил камеру, сказал что-то еще и кадр сменился. Я оглянулся и увидел, что сзади меня стоит Головастик, кровавых разводов на ее лице больше не было.
— Что он натворил? — спросил я.
— Посетил один из хосписов Лос-Анджелеса, — ответила Головастик. — Исцелил около двадцати безнадежных больных. В основном раковых.
Я вспомнил, как Лена исцеляла мою маму (мир ее праху) и передернулся.
