Ворота, ведущие в порт, охраняли два местных стражника. На нас они и не взглянули, играя на бочке в кости. Алебарды их прислонены к стене. Но сверху нас окликнули со знакомым выговором севера.
— Кто такие? Зачем в порт? Джейсон, проверь!
Я опустил голову ниже. Верно, здесь дежурят горцы из гарнизона.
Один из городских стражников, недовольно бурча, двинулся к нам.
Отец Дарлоу осенил его крестом. Стражник приблизился расхлябанной походкой.
— Куда направляетесь, святые отцы?
— В таверну «Старый якорь», сын мой, промочить горло и вкусить постной пищи.
— Там сегодня тетушка Мирл жарит камбалу… — оживился стражник и сглотнул слюну. — Проходите, не стойте, на башне горцы, черти злобные…
Благословив стражу, мы прошли через ворота.
Монах на самом деле направился к таверне. Она находилась всего шагах в тридцати от ворот, между двумя потемневшими от времени деревянными амбарами.
Двухэтажное строение, балочное, как многие дома в Саггертоне, здание таверны украшал подвешенный на цепи на углу якорь.
— Якорь настоящий — хозяин таверны — Хьюз — бывший моряк, дослужился до боцмана. Как сколотил деньжат на таверну, бог ведает! Моряков здесь много бывает. Узнаем о том, кто в порту стоит и куда плывет.
— Не проще пройтись по причалу и узнать у моряков на кораблях?
— Не проще, брат Мартин, поверьте мне на слово.
Напротив входа в таверну на мостовой лежал пьяный мужчина и сладко храпел с переливами. Кто‑то стянул с него штаны, и на голой белой заднице красовался грязный отпечаток башмака.
Окованная металлом дверь тяжело распахнулась, и нам навстречу выскочила пухленькая девица в коричневом платье с очень смелым корсажем. Ее груди, каждая со спелую дыньку, так и норовили выскользнуть на волю.
Девица ухмыльнулась и, поправив свой корсаж снизу обеими ладонями, прошмыгнула мимо. Я оглянулся ей вслед. Она присела сразу за углом, выставив из тени жирную белую коленку, и зажурчала.
Дверь распахнулась чуть ли не перед носом отца Дарлоу.
Двое мужчин, вцепившись друг в друга и изрыгая ругательства, свалились на мостовую.
— Чвак! — одному по лицу.
— Чвак! — в ответ.
Мы вошли в просторное, но грязное, и даже какое‑то засаленное помещение. Грубые столы, лавки. У противоположной стены прилавок хозяина.
Худой, высокий мужчина в засаленном переднике наливал из кувшина вино в кружки громко спорящим морякам. За спиной хозяина бочки с кранами, лежащие на боку.
Через два маленьких грязных окна в комнату поступало мало света. Над головой хозяина на стене горел масляный светильник. И там было самое светлое место таверны. Воняло луком, прогорклым жиром и какой‑то кислятиной.
Отец Дарлоу выглядел свободное место за дальним столом, и там мы и разместились. Уткнувшись лицом в стол, спал какой‑то пьяный моряк.
Отец Дарлоу, брезгливо подняв лежащую рядом засаленную шапку пьяного, смахнул ею со стола на пол объедки. К нам приблизилась с подносом давешняя толстушка. Она оперлась на стол, выкатив на наше обозрение свои увесистые прелести.
— Что закажут братья монахи?
— Благослови тебя господь, милая, принеси нам постное — сегодня ведь среда. Камбалу у вас здесь жарят — вот ее и неси. Да посвежее! И по кружке эля — промочить горло.
Девица быстро вернулась с двумя кружками.
Выставив мокрые кружки на грязный стол, она нагнулась над моим плечом.
— Если есть полталера — ублажу хоть спереди, хоть сзади…
— Уймись грешница, не вводи в соблазн! Нет у нас таких денег, милостыней живем!
— А за еду и эль чем платить будите?!
— Три медяка за две кружки и тарелку рыбы имеется.
— Не три, а четыре!
— Побойся бога, девица, неделю назад было три!
— Давайте четыре или отца кликну!
Вздохнув, отец Дарлоу порылся за пазухой и высыпал на ладонь толстушки четыре медяка.
Я отхлебнул эля и сморщился.
— Это не эль! Скорее, пойло для свиней!
— Другого здесь не дают, брат Мартин.
Исподлобья я оглядел зал таверны. Моряки в своих любимых кожаных жилетах, в разной степени опьянения, составляли большинство посетителей. Что‑то пили, жрали, чавкая и утираясь руками. Несколько потасканных девок ластились к морякам. Им наливали вино и лапали тут же при всех за груди и даже запускали руки под юбку. Девки хохотали. «Какой же мерзкий сброд!»
Девица принесла тарелку рыбы и небрежно шваркнула на стол.
Помолившись, мы принялись за еду.
Более отвратительно приготовленной рыбы я еще не ел в своей жизни. Ее передержали на огне. С одного бока она пригорела и теперь крошилась на мелкие кусочки.
Приборов здесь не давали, и отец Дарлоу невозмутимо брал кусочки рыбы в щепоть и отправлял в рот. Я последовал его примеру. Труха, а не мясо! К тому же и соли пожалели.
Мы покончили с рыбой и допивали свой эль, когда в дверь вошли двое моряков и решительно направились к нашему столу.
Они начали трясти нашего пьяного соседа.
— Вставая Бобби! Капитан приказал отплывать в Гарвест, он как с ума сошел, орет, бегает по палубе! Срочное отплытие! Вставай, сукин сын!
Пьяный нечленораздельно вякал что‑то, не открывая глаз.
— Хватай его, Сэм, иначе посудина уйдет без нас!
— Дети мои, а не возьмет ли ваш капитан пассажиров?
Моряки, прилаживавшиеся закинуть руки пьяного товарища себе на плечи, повернулись на голос отца Дарлоу.
— Вас что ли?
— Нас.
— Пойдем с нами и спросите…
— А говорили, денег нет! — вклинилась толстушка, забирая на поднос наши кружки и тарелку с объедками.
ПЕРВЫЙ ПОСЛЕ БОГАДеревянные причалы Саггертона основательно подгнили, и то тут, то там виднелись дыры в настиле. Приходилось идти с осторожностью, не забывая смотреть под ноги. Множество людей сновало по причалам. Моряки, слуги, торговцы, мальчишки, попрошайки, потаскухи, расносчики еды и питья.
Вооруженные длинными палками и ножами угрюмые мужчины охраняли сложенные кучами свертки, бочки и прочие товары, то ли разгруженные, то ли готовящиеся к погрузке.
Моряки резво тащили своего ослабевшего товарища, и нам приходилось чуть ли не бежать за ними, лавируя между пестрой публикой.
Корабль к которому мы добежали, носил имя «Золотая лань».
У сходни стоял пузатый, бородатый моряк и, завидев пару товарищей с пьяным на руках, завопил во всю глотку:
— Быстрее! Капитан голову оторвет! Эти еще зачем? Монахов нам не надо!
— Возьмите нас до Гарвеста, уважаемый, мы оплатим проезд.
