угрозы, которую, как ты говоришь, ты видишь. Я тебя поддержу, а больше вам никто не нужен. Защити нас, друид. Мы — свободные люди, и я не хочу, чтобы нас давили камнями. — С этими словами Нанторус развернулся и направился к своему дому, где ждали его тепло и уют семейного очага.
Мы с Менуа остались в темноте, накрывшей Ценабум. Я подумал, что вождь просто спихнул на друидов решение проблемы. Этой ночью он будет спать спокойно. А вот Менуа наоборот ссутулился, как человек, принявший на плечи непосильный груз. Налетел северный ветер. Наше золотое лето подходило к концу. Зарядил холодный дождь. Менуа взглянул на небо, затянутое тучами, и решил эту ночь все-таки провести под крышей гостевого дома. Но если от дождя мы скоро укрылись, то холод сопровождал нас и в наших постелях.
Следующим утром главный друид решил возвращаться.
— У нас много работы, Айнвар, — сказал он. — Мы (он сказал «мы»!) позаботимся о том, чтобы защитить племя. А для этого нам понадобится поднять такой шум, что сбежится все потустороннее.
— И как мы это сделаем? — нетерпеливо спросил я.
В рассветных лучах лицо главного друида было мрачнее тучи.
— У нас есть пленные. Придется ими пожертвовать.
На больших жертвоприношениях могли присутствовать все взрослые племени. Если друиды кого-то не допускали, значит, для этого имелись серьезные основания, и такая мера считалась тяжким наказанием, — ведь это означало, что человеку отказано в прямом общении с Потусторонним миром.
Человеческие жертвы приносились редко. Раньше в Галлии они практиковались повсеместно, но в последние времена их число резко сократилось, а на памяти моего поколения их не приносили вообще ни разу. К жертвенному алтарю отправляли только волов.
Естественно, у меня не было никакого опыта участия в жертвоприношениях. Я бы и дальше обошелся без него, но ученик Менуа обязан был присутствовать и помогать в проведении ритуала. Теперь речь шла о десятках сенонов, а я ведь отворачивался даже тогда, когда на жертвеннике проливалась кровь единственного животного.
Между прочим, тут же напомнил внутренний голос, мясо жертвенных животных ты уписывал с удовольствием, да еще жир с пальцев слизывал. Это совсем другое, спорил я сам с собой. Мои меньшие братья, животные, умирают, чтобы я мог жить, а дух их перед закланием умиротворяют. К тому же, когда я ем мясо, я не забываю об их даре, переданном мне. Тут же пришла другая мысль: «Пленники умрут ради защиты племени, их дух тоже будет умиротворен». Было бы просто трусостью не почтить их смерть, учитывая, какой огромный дар они приносят племени. С этим невозможно было не согласиться. Тем не менее, мысль об их смерти приводила меня в ужас.
На следующий день наставник сказал:
— Твое участие в ритуале необходимо. Ты встал на путь друида, а друиды приносят жертвы. На время проведения ритуала твоим наставником становится Аберт.
Поговаривали, что Аберт любил проливать кровь, что это доставляет ему такое же удовольствие, какое другие мужчины получают от общения с женщинами. Аберт пришел за мной на рассвете и остановился в дверях. Капюшон почти скрывал хищные черты лица. Мне показалось, что в воздухе запахло кровью. Я невольно отступил на шаг.
— Ты не почтишь меня приветствием, Айнвар? — с усмешкой спросил он.
— Привет тебе, свободный человек, — тише, чем хотел, произнес я.
— И все? — Аберт взглянул на Менуа. — Такой большой день, и такое сдержанное приветствие! Что бы это могло значить? Неужто сей доблестный муж не рад жертвоприношению?
Менуа озабоченно взглянул на него.
— Он еще не приносил жертв, — ответил главный друид. — Он не готов. Ему предстоит многому научиться, так бы оно и вышло, если бы не сеноны. Пусть он получит свой первый опыт раньше, но зато под твоим руководством. Забирай его, Аберт. — Менуа отвернулся и занялся своими делами.
Дом Аберта напоминал наш. Так же мало мебели, те же закрытые горшки на полках. Нет, наверное, горшки были все-таки другими. А еще на стене висела особая балка тисового дерева с гнездами для множества ножей. Судя по виду, ножи были очень острыми.
Аберт заметил мой взгляд и сказал:
— Тис — это дерево перерождения. Ветви тиса растут вниз и укореняются в земле, образуя новые стволы, а старая сердцевина тем временем сгнивает. Никто не знает, сколько лет тисовому дереву, ведь он умирает и возрождается. Тис считается священным. Тисовой дубинкой друид наносит удар милосердия, чтобы оглушить жертву перед закланием.
Он достал один из ножей и легко провел большим пальцем по лезвию. Появился тонкий порез. Аберт слизнул каплю крови с большого пальца и мечтательно закатил глаза.
Мастер жертв показал мне все ножи из своей обширной коллекции, объяснил, для чего применяется каждый из них. Так один из ножей нужен был для того, чтобы после удара в спину жертва рухнула лицом вниз, не мешая гадателю наблюдать за судорогами. Другой нож, поменьше и с другим изгибом клинка, предназначался для нежного горла козленка. Изогнутым клинком с золотой рукоятью можно было срезать только омелу.
Признаюсь, набор инструментов Аберта вызывал у меня только внутреннее отвращение. Похоже, он это заметил. Друид отошел к стене, скрестил руки на груди и предложил:
— Давай-ка, Айнвар, используй свою интуицию. Как думаешь, что из этого больше подойдет для сенонов, не захотевших пасть на поле боя?
Откуда мне было знать? Ничего не приходило в голову. Как можно одновременно убить тридцать человек? Я представил, как Аберт идет вдоль шеренги стоящих на коленях связанных сенонов и всаживает нож в каждого. Этак к последнему ему придется идти по колено в крови!
Кажется, Аберт опять прочитал мои мысли. Он рассмеялся.
— Да, Айнвар, возможно, талантов твоих не счесть, но мастером жертв тебе не стать никогда. Ладно. Все равно ты мне понадобишься. Когда готовится такое большое жертвоприношение, всем дело найдется. Что же касается моих клинков, то тут ни один не годится. Сеноны утратили мужество, иначе живыми они бы нам не достались. Ну что же, дадим им еще один шанс встретить смерть героями. Они вернутся к Первоисточнику на огненных крыльях!
Лицо Аберта выражало восторг, а голос звенел. Казалось, он завидовал смерти, ожидавшей сенонов. А я был потрясен!
— Ты хочешь сжечь их живьем?! Всех?
— Сложная задача, правда? — спросил он
