Тем не менее, шутка разрядила обстановку, тут еще и приборы Виктору принесли, так что мы еще минут сорок говорили о разном и всяком, не касаясь более цели нашей поездки.
Впрочем, не думаю, что Виктору было до подобных частностей дело. Просто здоровое любопытство – вот и все. В конце концов, он, пусть хоть и не слишком долго, но был одним из нас.
Мои предположения подтверждал и застольный разговор. Виктор с интересом расспрашивал нас о том, что происходило в замке после его ухода, и то и дело восклицал: «Смотри-ка», «Ох ты!» и «Надо же!».
Может, мы проговорили бы и дольше, но нашу беседу прервал стук в дверь.
– Открывайте, – громыхнул за ней, несомненно, начальственный голос. Больше скажу – это был голос представителя власти, только у них есть такие одновременно и повелительные, и барственные нотки. – Городская стража Талькстада!
– Боги всемогущие, – удивилась Луиза. – На что мы им понадобились?
– Не заперто, – громко крикнул посерьезневший Гарольд. – Входите.
Он поднялся из-за стола и положил ладонь на эфес шпаги, с которой не расставался с того момента, как мы покинули замок. Он, по-моему, даже спал с ней. Впрочем, от него не отставали и остальные, в том числе и я, ведь еще мастер Гай мне говорил, что шпага суть часть тела аристократа. Хотя к завтраку сегодня я ее надевать не стал, причем, может, и зря. Не люблю я стражу, потому что ничего хорошего я от них в своей жизни не видел.
Двери скрипнули, грохнули створками о стены, и в трапезную залу ввалилось человек десять, все как один усачи, одетые в камзолы пестрой расцветки и береты с перьями. В руках у большинства из них были алебарды, только у двоих, вошедших в комнату последними, было другое оружие – у одного длинная сабля, у другого – кинжал в отделанных золотом ножнах. Да и вообще выглядели они отлично от стражников. Один из них был высоченный детина в лазоревом камзоле с золотой вышивкой, громко топающий своими ботфортами, усы его торчали в разные стороны, как стрелки у часов. Второй же, напротив – был тщедушен, лицо имел бледное и унылое, а усишки жиденькие, причем неприятное впечатление усиливал серый плащ, скрывающий фигуру. Более всего он напомнил мне крысу, по недоразумению одетую как человек.
– Претор Силиус, – представился здоровяк. – Ведаю преследованием лиц, признанных преступниками и обитающих в нашем славном городе. Назовите ваши имена.
– Гарольд Монброн, второй сын маркграфа Алоиса Монброна Силистрийского, – с достоинством ответил ему мой друг. – А это – мои друзья.
И он последовательно аттестовал всех нас, включая Форсеза.
– Чем могу служить? – холодно осведомился он, закончив. – Что я или кто-то из моих друзей можем сделать для властей вашего города?
– Ваша милость ничем не может мне помочь, – соблюдая приличия, но, тем не менее, достаточно развязно ответил ему Силиус. – Ни к вам, ни к вашим друзьям у нас вопросов нет, поскольку ваши имена и ваше положение говорят за вас.
– Отчего же? – пискляво остановил речи претора его спутник. – Есть вопросы. Назваться громким именем может кто угодно, а вот подтвердить его – не всякий. Откуда нам знать, что эти господа именно те, за кого себя выдают?
– Однако, – Гарольд не удержался от смешка. – Вы ведь должны понимать, что после того как это будет сделано, в смысле – доказано моё право на ношение своего же имени, – то я непременно вас убью? Подобные вещи не остаются безнаказанными.
– Ничего у вас не выйдет, – с видимым удовольствием сказал писклявый. – Я забыл представиться. Клерик Август Туллий, верный слуга правосудия, выступающий от имени Ордена Истины. Всякий, кто посягнет на мою жизнь, будет наказан как законом людским, так и силами горними. Да-да, высшие силы тоже на моей стороне, поскольку моя деятельность одобрена Храмом Всех Богов.
Это да. Не тронешь его, это правда. Надо же – клерик. Слуга Храма Всех Богов и адепт Ордена Истины, имеющий право проводить светские расследования, связанные с преступлениями против официальной веры и наделенный массой прав. По слухам, клерики могли даже венценосных персон опрашивать и смертные приговоры выносить. Нет, не королям-императорам, конечно, людям попроще – но могли же? И в том он прав, что слуги Храма Всех Богов неприкосновенны, по крайней мере – официально и при свидетелях. Хотя в темноте городских кварталов их резали так же, как и всех остальных, а то и охотнее. Неограниченная власть быстро приучает к наглости и вседозволенности, а потому клериков мало кто любил. Да и они населению Рагеллона платили такой же нелюбовью.
Но что им от нас-то надо? Мы веру не порицали, черную волшбу не творили.
– На жизнь, значит, – задумчиво сказал Гарольд. – Я запомню это, Август Туллий. И вас тоже запомню, не сомневайтесь.
– Итак, – клерик разгладил свои жидкие усишки. – Хотелось бы увидеть верительные грамоты, если они у вас есть. Если же их нет, то вам должно проследовать с нами.
– И это, – громыхнул басом здоровяк. – Кто еще тут проживает? Нам надо видеть всех.
Гарольд помрачнел, а у меня в животе что-то глухо ухнуло. Руку даю на отсечение – не просто так они сюда пришли. Кого-то конкретного ищут, и я даже догадываюсь кого. И Монброн сообразил, потому и посмурнел. Понятное дело – он за Ромула себя еще поедом ест, а тут снова выходит, что его вина. Он ведь вчера закрылся в номере и не уследил за этим идиотом Фликом, а тот не иначе как что-то стянул, вот за ним и пожаловала стража. А кто виноват? Тот, кто командует отрядом.
Но при чем тут клерик? Флик что, Храм Всех Богов обнес?
– Вот ещё что, ваша светлость, – чуть сбавил громкость Силиус и покосился на Августа Туллия. – Я вам так скажу – у меня по поводу вашей личности сомнений нет. Я в страже два десятка лет служу, научился отличать дворянина от простолюдина, мне никакие грамоты не нужны.
Ага, стало быть – навязали ему этого клерика, придали ему его. Или наоборот – клерика усилили стражей, от греха. Совсем я перестал понимать, что происходит, одно ясно – история выходит очень паскудная.
– А мне нужны, – скучающим голосом сообщил клерик. – Я жду… Скажем так – господа. И… кхе-кхе… Дамы.
Последнее слово было сказано таким тоном, что де Лакруа сузил глаза и, заведя руку за спину, взялся за рукоять даги, которая была при нем. Фальк глухо заворчал и стал подниматься со стула.
– Робер, Карл, не надо, – уловил его движение Гарольд. Было видно, что ему непросто дались эти слова, его пальцы, сжатые на эфесе шпаги были белее мела. – Хорошо, господин клерик, вы получите доказательства сей же час. Друзья, принесите ваши бумаги. Мои всегда при мне.
Спасибо тебе, мастер Гай, за то, что ты подумал обо всем и не доверял никому, храня бумаги покойного барона при себе. Отдельное спасибо за то, что ты отдал их мне. Есть у меня убежденность в том, что если я бы их этому крысюку не предъявил, то ничего хорошего меня сегодня не ждало бы.
