— Насколько я понимаю, вы отсылали прошение в главную резиденцию?
— Да, — только и смогла вымолвить аббатиса, пытаясь справиться с волнением.
Ей давно уже не пристало бояться другой стороны церкви. Ей, возглавляющей целое аббатство. Ей, верой, трудом и послушанием заслужившей право вершить волю Всевышнего в окрестностях Тарна. Но в душе Ирен все еще жила та маленькая девочка, на глазах которой инквизиторы предали мучительной смерти монахиню, уличенную всего лишь в том, что подарила исцеление кому-то, объявленному еретиком. Никому не будет пощады, никому не будет спасения — вот что затвердила наизусть будущая аббатиса и, повинуясь памяти прошлого, старалась держаться подальше от церковных воинов. Но справиться с мертвяками сама она не могла. И умолчать — тоже, хотя и предполагала, что сквайр вполне в силах выловить и уничтожить не один десяток ходячих трупов.
— Я прибыл, чтобы провести расследование. Брат Иоганн, к вашим услугам.
Этого имени Ирен никогда не слышала, стало быть, инквизиция поскупилась отправлять в провинцию кого-то из прославленных борцов с нежитью. Но все равно следовало оставаться настороже.
— Желаете услышать обстоятельства дела, брат?
— Непременно. Но если позволите, я бы хотел совместить сию приятную беседу с принятием пищи.
Аббатиса сглотнула горькую слюну и крикнула показавшейся в конце коридора послушнице:
— Обед в мои покои!
Та поклонилась, поспешив исполнять приказ причем оказалась настолько проворной, что к той минуте, когда аббатиса и ее спутник перешагнули порог комнаты, на столе уже благоухали самые изысканные яства, которые только могла предложить монастырская кухня. Брат-инквизитор оценивающе вдохнул аромат жаркого и благосклонно кивнул, усаживаясь в обитое кожей кресло. Обычно в нем сидела сама Ирен, но она предпочла не заметить нахальства гостя, довольствуясь креслом поплоше. Тем более что вкушать одну и ту же пищу с инквизитором она не собиралась.
— Итак, что же вызвало ваше беспокойство, сестра? — спросил Иоганн, пригубив рубиново-красное вино.
— Местные селяне нашли тело своего соседа. Бездыханное.
— И поспешили обвинить во всем мертвецов? Можно подумать, мало по имперским дорогам бродит других душегубов!
— Следы на теле доказывают, что смерть пришла не от человеческих рук. И даже не от орочьих.
— Какие именно следы?
— Черно-зеленые пятна на коже.
— Кто их осматривал? Вы сами?
— Упаси меня Всевышний! — перекрестилась аббатиса. — Сквайр, с которым вы прибыли сюда, видел тело. Можете расспросить его.
— Расспрошу. Непременно. — Иоганн нацепил на вилку кусок жареного мяса. — Но прежде хочу узнать, что он за человек.
— Такой же, как и другие, — осторожно ответила Ирен.
— В ереси замечен был?
— Помилуйте, какая ересь?! В наших-то бедных краях…
Брат-инквизитор подумал об эльфийском луке и невольно улыбнулся наивности аббатисы. Этот сквайр вовсе не так прост, как кажется, если сумел где-то раздобыть настоящий «шершень». Можно, конечно, предположить, что снял оружие с убитого эльфа, но сие казалось настолько маловероятным, что Иоганн больше склонялся к другому объяснению. Парень имеет какие-то отношения с остроухими, тем более их земли совсем рядом и встретить эльфа в здешних лесах наверняка нетрудно. Одного лука, даже без допроса, хватило бы, чтобы отправить сквайра на виселицу, будь в распоряжении брата-инквизитора достаточно подручных.
Но Андерер поскупился сопроводить верного слугу церкви даже охраной, и не подвернись под руку карета с юной послушницей, отправляющейся в аббатство, Иоганну пришлось бы идти пешком через незнакомую местность, кишащую, как выяснилось, еще и зеленокожими. Если бы брат-инквизитор был подозрительнее, чем в действительности, он бы предположил, что епископ желает его скорой смерти. Правда, это означало бы весьма любопытную вещь. К примеру, что Иоганн слишком близко подобрался к чужой тайне. Да и тот обрывок, принесенный послушником… Есть над чем призадуматься.
— Думаю, вам надлежит представить меня сквайру.
Поначалу брат-инквизитор собирался заниматься расследованием тайно, но, увидев следы несомненной ереси, решил, что правильнее будет открыться сразу, дабы ввести преступников в тревогу и волнение, ведь именно таковые чувства лучше прочих способствуют выявлению чужих секретов.
Аббатиса кивнула, дождалась, пока гость допьет вино, и последовала за инквизитором в покои, отведенные под ночлег Конрада и его слуги. Только у самых дверей Иоганн посторонился, пропуская хозяйку вперед, но сделал это нарочито небрежно, чтобы показать, кто настоящий хозяин в храме небес на земле.
Ирен не могла не почувствовать насмешку и, коря себя за то, что никак не удавалось справиться с детскими страхами, распахнула дверь без стука, надеясь застать сквайра в неприбранном виде, потому что полагала, что его торс, даже исковерканный горбом, будет крайне приятен для женских глаз.
Однако проделка не удалась: Конрад стоял у окна, так и не избавившись от верхней одежды, наблюдая за жизнью, бурлящей во дворе аббатства. Ирен разочарованно закусила губу и мысленно напомнила себе дать взбучку нерасторопным послушницам, не успевшим принести в покои гостей принадлежности для омовения.
— Матушка? — Он снова поклонился, чуть ниже, чем прежде, но, заметив за спиной аббатисы монаха, тут же резко выпрямился.
— Этот человек желает поговорить с вами, сын мой. По делу, не терпящему отлагательств.
Конрад вопросительно сдвинул брови, и Ирен поспешно продолжила:
— Вы приходили ко мне с прошением от селян, если помните. О мертвяке, убившем одного из них. Я в свою очередь попросила о помощи своих старших братьев, и один из них сейчас перед вами. Брат Иоганн.
Аббатиса перевела взгляд на инквизитора, словно спрашивая позволения откланяться, и тот улыбнулся, принимая покорность верной дочери церкви.
— Не смею более отрывать вас от насущных дел, сестра.
— Если мое участие понадобится, то…
— Я найду, кого прислать за вами.
Ирен еще раз, с сожалением об упущенном удовольствии окинула взглядом сильную фигуру сквайра и поспешила убраться подальше от пахнущего пеплом и смертью инквизитора.
* * *
Конрад перестал ожидать что-либо хорошее от наступившего дня еще в тот миг, когда увидел гоблинов на имперском тракте. Нужно было повернуть назад или обойти зеленокожих с их добычей по кругу, не вмешиваясь в чужие судьбы, особенно после того, как разглядел на карете церковные кресты. Но проклятая привычка защищать, крепко въевшаяся в кровь и плоть с ранней юности, сказала; «Никаких отступлений!» И что в итоге? Умильно улыбавшийся инквизитор, вольготно расположившийся на широкой скамье.
