— Майор Поплан, я лечу с вами, адмирал разрешил! Честное слово!
Зеленые глазищи Поплана сощурились.
— Адмирал отпустил тебя в рейд? Ты точно ничего не перепутал, Юлиан?
— Клянусь! — мальчишка стоял смирно, но, казалось, едва не подпрыгивал от радости. — Хотите — сами у него спросите!
— И спрошу, — Поплан попытался напустить на себя суровость. Получалось плохо.
Мэри воспользовалась моментом и дернула Оливера за рукав.
— Олле, даже адмирал Ян отпустил Юлиана. Несовершеннолетнего. А я, между прочим, взрослая женщина двадцати трех лет.
— Ох, ну ладно. Трунихт с тобой. Собирайся. Чтоб в девять нуль-нуль — как штык, в полной боевой готовности. Брысь!
— Спасибо! — Мари быстро привстала на цыпочки и чмокнула майора в щеку.
Неожиданно и для нее, и для энсина Минца, и для себя самого Поплан покраснел, аж волосы по сравнению с пунцовыми щеками показались бледнее, чем были, — и рявкнул:
— Брысь, я сказал!
Надо ли говорить, что в девять нуль-нуль Мари стояла в строю тайно трепещущих от нетерпения курсантов — между Гусевым и Хекке, фамилию которого она одна выговаривала без запинки. Остальные сокращали до Веменца или перевирали, а Хекке с ангельским терпением повторял: "Просто Хекке, пожалуйста". Еще бы.
Пятого января 798 года небольшое подразделение космофлота под командованием контр-адмирала Аттенборо вышло в учебный рейд по Изерлонскому коридору — в сторону Рейха.
Разумеется, они не собирались соваться на враждебную территорию, но коридор-то считали своим. Новичков ежедневно выбрасывали в открытый космос, и они до посинения отрабатывали со старшими товарищами штатные эволюции, изученные на тренажерах вдоль и поперек. Навыки, казалось бы, до автоматизма въевшиеся в пальцы и мозг, все-таки сбоили в условиях настоящего полета. То нажмешь не на то и не вовремя. то растеряешься… а счет идет на доли секунды, и это все-таки учеба. Практические занятия, так сказать. Что же будет на боевых вылетах, Мэри, если сейчас, на тренировке, ты хронически опаздываешь со стрельбой? Собьют, и все. И кончится твоя несуразная жизнь, в которой могло бы быть… тьфу, опять задумалась не о деле, а отвлекаться нельзя. Вот когда руки научатся думать сами, без участия головы, тогда и будешь вспоминать о карих глазах Райнера, с которым вроде бы и не ссорились, и разговаривать перестали.
Она затрясла головой, пытаясь изгнать из нее слишком яркий образ Райнера Блюмхарта, и едва не врезалась в «спартанец» Гусева. В наушниках раздалась длинная сочная тирада, некоторые слова Мари слышала впервые. Ой… кажется, разбор полетов сегодня будет посвящен курсанту Беккер…
Но разбора полетов не было, потому что случилось непредвиденное. Неизвестно откуда нарисовался вдруг незнакомый флот и попер со стороны Рейха в коридор. Загудела сирена, металлический голос, проникающий во все закоулки корабля, заладил: "всеобщая тревога номер один… всеобщая тревога номер один… всем занять боевые посты… всеобщая тревога номер один…" А дальше в голове все перепуталось, потому что неожиданно обнаружилось, что руки прекрасно работают помимо мозга. Мари стреляла вовремя и даже попадала, уворачивалась от наседающих «валькирий» противника, удирала от одних и охотилась на других — и при этом не думала вовсе. Вернее, думала, но о какой-то совершеннейшей ерунде. О том, что все-таки длинные волосы под шлемом — неудобно, надо будет постричься. Но Райнеру это, наверное, не понравится. А впрочем, она вообще, кажется, разонравилась Райнеру… так какая разница? Если уцелею в этой заварушке, постригусь. Половина девушек на Изерлоне — с короткими волосами, и многим, кстати, очень идет. Буду ходить, как мисс Гринхилл, адьютант нашего адмирала, и будет это вовсе неплохо… Кончается горючее… пора возвращаться… снова вываливаюсь в черное пространство, навстречу вспышкам взрывов и мельтешению имперских истребителей. Есть… попала… точно постригусь. А челка мне пойдет? Надо будет посоветоваться с Каролин и Аннелизой. Так тебя, что ж ты лезешь прямо в прицел? Нарвался… Интересно, что скажет майор Блюмхарт, увидев меня стриженую. Помню, как его перекосило при виде моей маечки и обтягивающих штанов. Пожалуй, пусть перекосит еще. Хоть так — заметит. А то ведь в упор не видит… О все йотуны Йотунхейма! Что за… дотянуть бы хоть до кого… Зацепили, что ли? Хорошо, не спалили нахрен… какие изысканные выражения для воспитанной рейховской девушки! Впрочем, мое воспитание уникально. В конце концов, я бывшая шлюха, хотя и забываю об этом, пока не напоминают. А бывшей шлюхе не грех и выругаться… ну миленький, дотяни. «Улисс»? Счастливый корабль, все говорят. Счастье специфическое, да мне не выбирать! Дотянула. Уффф.
Когда выбралась из кабины, оказалось, что руки дрожат, зубы стучат, а половина двигателя срезана начисто. Наверное, лазерный луч. Да хоть молния Тора. Главное — цела. Жива. И даже не зря летала, кого-то все-таки сбила.
Незнакомый парень сунул в руку стакан с водой. Жадно пила, стиснув картонную посудину слишком сильно, так что стаканчик смялся. Привкус металлический. С чего бы? Тьфу, всего-то — прикусила язык, оказывается.
Жива.
Потом раздались радостные крики, кто-то кидал кверху форменный берет, кто-то даже свистнул в два пальца.
Пришла подмога.
Имперцы струхнули и удирают. Вот и славно. Все, кто уцелел — домой.
На Изерлон.
Возвращаемся.
Ничего себе учебный полет. А впрочем… сразу всему и научилась, а, Мария Сюзанна Беккер? Говорят, так учат плавать — кидают в воду, и барахтайся, как знаешь. Кто не утоп, тот поплыл. Я поплыла. Наверно, я теперь пилот? Надо будет спросить Олле. Если он жив, конечно.
Вернулись. Адмирал Ян жмет руку Дасти. Правда, это ведь Дасти, мой закадычный приятель, выиграл эту битву. И мы все. И я… Вот они, и Олле, и Ванья, и Юлиан, и Гусев (как его имя? Энтон? Надо же, забыла, вот стыд…), и Хакке… а Ольтермана нет. И Вагнера не вижу. И Льюсона.
— Мэри… это ты. — Знакомые руки, и голос знакомый до боли. Уткнуться лицом в китель. Нет, я не реву. Это так, оно само течет.
Здравствуй, Райнер.
Это завтра я вспомню, что мы с тобой не разговариваем, и буду мяться, не зная, как теперь себя вести, а ты будешь хмуриться и отводить глаза. Это завтра я выйду из каюты с короткой стрижкой, и ты ляпнешь, что раньше было гораздо лучше, а я обижусь, и мы снова ступим на эту дурацкую тропу отчуждения и непонимания. Все завтра.
Сегодня — здравствуй. Я тебя люблю.
Изерлон. Женщина как драгоценность
Ступай теперь и помни: если дама или девица попросит твоей помощи, с охотой помоги, оставив все другие дела и не требуя награды. Ты можешь поцеловать девицу, если она тебе желанна, но не принимай ничего, кроме одного поцелуя, разве только кольцо, но лишь после того, как ты наденешь свое кольцо на ее палец.
