– Спасибо, мать, – сказал я.
Святилище Анрат… или лаборатория… или сокровищница… как её ни назови, было богато убрано узорными тканями. Покровы на стенах, полу, столах. Расшитые шелками, украшенные жемчугом и самоцветами, в каждом из которых было довольно своей магии. Были здесь и другие волшебные вещицы, за любую из которых начинающий колдун отдал бы правую руку. У меня в пору могущества не было и четверти подобных сокровищ. Но мне был нужен лишь один, великий артефакт, не узнать который было невозможно, хотя я и не сумел сделать это, пока был в сокровищнице один, пробравшись туда, подобно вору.
Теперь я видел Покров ясно, словно уже держал его в руках. При взгляде из Оси он блистал немыслимо алым, зоревым светом, мгновенно приковывал взор, хотя взгляд, не обременённый волшебством, вряд ли остановился бы на этой вещице.
Я приблизился к Анрат, снял у неё с головы невзрачный серый платок.
– Знаешь… – прошептала старуха.
– Вижу, – ответил я.
Лишь после этого я коснулся второй части Покрова, в глубине которой мерцали неуловимые звёздные искры.
Внести развёрнутый Покров в Ось было бы невозможно, и я свернул его вчетверо и ещё раз вчетверо, пока он не обратился в тугой свёрток, но и тогда Ось возмущённо забурлила, почувствовав единственную силу, способную стать преградой её вольному течению. Оставалось надеяться, что, пока я держу Покров в руках, меня не убьёт. А там уж как судьба рассудит.
Исчезая, я видел простоволосую Анрат, которая бормотала, раскачиваясь на лавке:
– И даже проклятия ему не послать… Сиди и желай удачи мерзавцу, будь я проклята!
* * *
Странным образом до сих пор я не пытался, находясь в Оси, подниматься вверх. Должно быть, идея плоской Земли слишком прочно пустила корни в моём сознании. Утекает магия, ну и пусть утекает, в мире её много, не убудет. Если бы не Растон, упомянувший о трёх прорвах, я бы ещё долго не задумывался, куда девается магия Оси. Она вращает землю, а дальше?
Теперь, прижимая к груди скомканный Покров небес, я плавно возносился в те области, которые прежде назывались горними высями, а ныне ещё не получили своего наименования. Подъём можно было бы назвать приятным, если бы не мысль о чудовищной силе, что несёт меня. Проще было бы прокатиться верхом на ужаснейшем урагане: на торнадо, смерче, самуме или зимнем буране. Прежде, находясь в Оси, я в любой миг мог покинуть её, очутившись в ледяной камере, и уже через полчаса сидел бы в кресле перед очагом, попивая горячий сбитень из мёда с имбирём. Отсюда выходить было некуда. Покупая малину или забирая Покров, я переносил предметы или переносился собственной силой. При попытке двинуться наверх Ось начала перемещать не магическую мою составляющую, а меня во плоти.
Я никогда не умел слишком хорошо летать, и высота, на которой я очутился, меня тревожила. Вспомнилась поговорка: «Сколько на коровушке шерстинок, столько и до небушка верстинок». Не знаю, сколько шерстинок на корове, но вёрст я пролетел уже немало.
Постепенно полёт замедлялся, и вскоре я висел, напоминая муху, вляпавшуюся в клейстер. Лапками шевелить мог, но при этом никуда не двигался.
Пора было действовать. Страшновато, конечно, но ведь я прилетел сюда не для того, чтобы болтаться, словно рыбий балык, подвешенный для копчения. Вот когда я пожалел, что у меня нет, как у кобольда, восьми ловких конечностей. Сейчас бы они очень пригодились. Два платка надлежало растянуть за углы, а для этого потребно как раз восемь рук.
Я осторожно выпутал из комка по уголку каждого из платков, зажал их зубами. Не полагается этак обращаться с великими артефактами, но что делать? Останутся на магическом небосводе следы зубов – как-то их нарекут звездочёты?..
Провёл пальцами вдоль краёв, чтобы ткань нигде не перекрутилась, а то сверну небо в жгут, вот тебе и апокалипсис. Есть ещё риск вывернуть небо наизнанку, положив наверх тот платок, что должен быть внизу. Но тут уже ничего не попишешь, я не Уроборос, костей в мозгу у меня нет, верха от низа в этом дурмане мне не отличить. Конечно, небо вверх тормашками не встанет, вверх тормашками встану я, очутившись по ту сторону небесной тверди. На такой риск пойти можно. Размажет меня по хрустальному куполу, и буду сколько-то недель наблюдаться в виде кометы – хвостатой звезды, обещающей беды и несчастья царствующим особам. Я уже довольно давно не царствую, но в отношении меня мрачное предсказание сбудется точно.
Жаль, что в этом случае дело придётся заканчивать кому-то другому, и найдётся ли такой человек – неведомо.
Всё-таки Анрат было куда легче. Конечно, ей пришлось добираться сюда своим ходом, но зато потом сдёрнула Покров – и все дела. Разбирать застеленную кровать всегда проще, чем стелить расхристанную. Уж это я знаю, за триста лет так и не научился как следует заправлять постель, а горничной у меня никогда не было; спальня – не то место, куда маг может без опаски пускать посторонних.
Теперь неумёхе, не способному справиться с покрывалом на собственной кровати, выпало расстилать Покров небес. Будет у нас небо в морщинку и земля в складочку.
Нащупав ещё две пары углов, я широко развёл руки, стараясь расправить платки как можно ровнее. Наивное желание! В тот же миг Покров вырвало у меня едва ли не вместе с зубами.
А я-то переживал, удастся ли как следует расстелить скомканный Покров!
Мне не пришлось делать ничего. Уловив поток магии, два невзрачных платочка мгновенно развернулись, надувшись, словно паруса, раздались вширь, и вот уже гигантское двойное полотнище заполоскалось в пустом прежде небе.
Как Анрат сумела когда-то сорвать подобное великолепие? Откуда взялись у неё силы и решимость присвоить волшебство закатов и рассветов, смутную магию пасмурного неба и пронзительную июльскую синь? Наверное, никакой особой решимости здесь не было. Единственная из всех магов, Анрат сумела подняться в невообразимую высь, а там увидела чудо и схватила, не думая, как я когда-то цапнул зародыш Черепахи. У мудрых магов хватательный рефлекс развит точно так же, как и у новорожденных младенцев. А потом, даже если Анрат поняла, что наделала, ей было уже не повторить свой лучший полёт.
Думается, Анрат давно всё поняла, иначе она не отдала бы без боя Покров небес.
Славно размышляется о таких вещах, когда, выпав из Оси, летишь вниз головой, одну за другой отсчитывая верстинки, что от неба до земли. Болезнь высоты – многие волшебники, взлетев слишком высоко, разбиваются только оттого, что, забыв, где они находятся, предаются возвышенным мыслям.
Превратить падение в полёт не так трудно, если умеешь хотя бы немножко летать и есть достаточно времени. У меня времени было с избытком, и вскоре я уже не падал, а довольно плавно спускался на далёкую пока ещё землю.
