Кто же ты, неведомый чужак?.. От тебя веет бесконечной древностью, но ты так же бесконечно молод. Кто ты? И как же тебе помочь?..
— Милана, пригляди за ним, — Овидий вздохнул и поднялся. — Я поищу кое-что в старых свитках…
Недвижимый до того ангел вдруг крепко сжал в кулак ладонь, лежавшую поверх одеяла. Выдохнул с едва слышным стоном. Холод плеснулся по стенам, заставляя их покрыться инеем, а огонь в очаге притухнуть. Веки с длинными, тёмно-золотистыми ресницами дрогнули, приоткрылись.
Никогда в жизни мастер-лекарь не видел таких глаз. Сказать, что они были просто синими — всё равно что сравнить небо с грубо размалёванным серо-голубым грунтом холстом. Невероятная их глубина могла сравниться только с такой же невероятной болью и тоской, что плескалась в глазах, ещё ничего не видевших вокруг.
Шевельнулись белые от холода губы, и едва слышен был удивлённо-недоверчивый шёпот:
— Мири?.. Мири…
Взгляд заметался по комнате с какой-то безумной надеждой. Наткнулся на замершую Милану. И надежда за несколько мгновений умерла, сменившись беспросветным отчаяньем. С губ слетело слово… звенящее, чистое, непроизносимое. Ни один человек не смог бы повторить его. Но самым удивительным было другое — оно было понятным. Одно короткое чужое слово содержало в себе столько, сколько нельзя было сказать сотней человеческих. «Зачем бы убиваете её последнюю тень?.. Не уходи, моя жизнь… Стань моей смертью…» — так звучал только верхний смысл.
Ангел попытался приподняться, но тут же рухнул обратно, потеряв сознание…
Охотники за сокровищами не раз возвращались отсюда с пустыми руками. А чаще и вовсе не возвращались. Но дураки не переведутся никогда. Вот и теперь отряд из двенадцати воинов и одного проводника расположился на ночлег в вечных снегах. Итого, тринадцать человек.
Все собрались за одним костром. Все, кроме троих, сидевших особняком.
— Не счастливое число, — тихо бормотал под нос помощник главы отряда.
— Заткнись, Рем, — выцедил сквозь зубы Фуад, главарь. — Аза наш проводник и без него мы не найдём сокровищницу. А если не устраивает число, то тебя можно прирезать. Тогда избавимся от плохой приметы и от твоего постоянного трёпа. Хочешь?
— Нет, — тут же отозвался помощник и замолчал.
— Так-то лучше, — усмехнулся Фуад и сплюнул в костёр сквозь дыру в зубах.
— Не беспокойся, Рем, — Аза хлопнул его по плечу. — Уже скоро дойдём. И вернёмся богатыми. Разве что ты устыдишься грабить и вернёшься без гроша…
…Как часто он так умирал в лихорадке за последние века? Первые годы, потеряв разум — почти постоянно. Зачем эти люди раз за разом выхаживали его, чужака, почему смерть не брала его?.. Однажды в зимнем лесу, когда накрыло волной безумия, его, раненого, ищущего смерти, отогрели и вылечили волки. Даже один, когда некому было помочь, когда он сорвался со скалы и переломал себе кости — выжил.
Хотя… как смешно сравнивать себя с человеком. Элльри безнадёжно и навсегда опоздал к собственной смерти. Он ведь и умер, лишившись смысла Пути. Тогда почему же ещё жив? А кто сказал, что он на самом деле жив?..
«Но ведь ты ещё дышишь…» — шепнуло тепло рядом.
«Это ничего не значит… — тихо ответил холод. И беззвучно добавил: — Я так устал…»
А ведь если замёрзнуть… Замёрзнуть где-нибудь здесь, среди этой нескончаемой зимы… он перестанет чувствовать. Не умрёт по-настоящему, как все остальные, но… но прекратит этот нескончаемый и бессмысленный путь в никуда. Остановит. Как было бы хорошо остаться в вечной стуже…
«Не умирай… ведь жизнь так хороша!..»
«Я давно не жив…»
И словно ударом кнута сознание Рождённого Летать пронзила мысль — он не один здесь! Это не тепло! Это люди!..
Элли заметался в округе снежным вихрем.
Какие они чистые. Это дети…
Нельзя их убивать. Нужно очнуться. Нужно уйти. Уйти и замёрзнуть как можно дальше от них!..
Лёд ушёл глубоко в сердце. Невероятное количество сил потребовалось, чтобы допустить к себе тепло, отогревая замёрзший вокруг мир. Единственный из своего народа убийца, сполна познавший боль и неведомую другим ненависть, не желал убивать этих чистых и добрых детей.
Снова этот голод и бессилие… Слишком давно он не мог восстановиться даже наполовину. Земля не давала достаточно сил, воздух которым он дышал, здесь был просто воздухом, а человеческая еда не обладала и десятой частью тех свойств, которыми дома наделялась пища.
Невидимые раны кровоточили не хуже тех, что бывали видны на теле, и почти не заживали.
Элли вздохнул, унял голод и провалился в сон, попросив мир вокруг хоть немного поделиться с ним силами.
…Миниатюрная, прекрасная девушка, золотые волосы которой спускались до колен, занималась тем, что трудно было представить в её исполнении. Недолго примериваясь, она наносила точечные удары тяжёлым молотом по большому, почти в её рост, куску гранита. Картина, которую она рисовала по камню, с помощью такого отнюдь не девичьего инструмента, уже обретала свои черты…
— Мири, ну хватит! — не выдержал Элли. — Ты же себя сама ранишь…
— Отстань, — отмахнулась Художница Мира, примериваясь для очередного удара.
— Лучше бы ты попросила Мирна научить тебя растить камни! И вырастила бы себе новую картину.
— А это хорошая мысль! — примерилась, сосредоточено глядя на камень, ударила. — Будет чем заняться, когда ты уйдёшь в Путь.
Её снова захватило Творение, и в этот раз маленькая девушка выбрала совершенно новый способ для создания своей картины. Странник знал — бесполезно сейчас пытаться остановить её.
— Эх, Звезда моя… — вздохнул Рождённый Летать.
Он не посмеет прервать Творение, как никто не смел прервать его Путь.
Закончив глубокой ночью, Художница нашла приют в руках Странника. Сидя у него на коленях, она привычно, уже не первый раз жаловалась на свои сбитые в кровь руки и стенала от боли в мышцах. Элльри снова сочувствовал, разминал усталые плечи, лечил, жалел, выслушивал… Это всё было таким привычным, родным и ничуть не обременительным.
— Дети завтра прибегут смотреть, — улыбнулся Странник, когда Художница устала жаловаться.
Мирэини улыбнулась.
— Когда-нибудь и наши дети будут бегать смотреть на мои картины и встречать тебя из странствий… — негромко произнесла она.
Элльри ощутил как внутри заполняет всё собой тепло и нежность. Дети… Рождённый Летать и Художница Мира были теми, кто появился из ветра, света и жизни самого мира уже взрослыми. Почти такими, какими они были сейчас. Некоторые подрастающие малыши явились на свет таким же путём. У других же были родители, но все жили и воспитывались одинаково. Детей здесь любили все…
