…детей, которых безжалостно перебили. Детей, которым было страшнее всех нас, которые даже не понимали… Замёрзшие, изломанные, крошечные… в чёрной крови, перепуганные, цеплявшиеся друг за друга и взрослых… ни один взрослый не испытывал такого смертельного, невыносимого ужаса, что достался им, крохам… Именно он, прочувствованный до последней крупицы, окончательно свёл с ума Последнего…
Он проснулся рывком. Придавил волей плескавшуюся чёрным безумием боль. Осмотрелся…
Удобная кровать. Шерстяное одеяло. Горячий камин по правую руку. Комнатка была небольшой, но оставляла ощущение тепла и уюта. Окно закрыто тяжёлыми ставнями. Животное, из шерсти которого было сделано одеяло, было живо и беззаботно. Всё вокруг носило лёгкий флёр жизни и доброты… Почти как дома… если бы дома знали, что такое жестокость.
Элли откинул одеяло и сел. Дёрнуло острой болью спину. Крылья…
Рядом на стуле лежали все его вещи. Медленно оделся, экономя каждое движение. Подобрал руками крылья, застегнул упряжь. Надел пояс с мечом. Громадная энергопотеря давала о себе знать. Сил едва хватало, чтобы дышать и не падать. Нужно уходить…
Обув сапоги, странник поглядел на жилет, куртку, плащ и сумку. Поднялся, оставляя их там, где лежали и побрёл к двери. Тяжело… непослушное, будто чужое тело… Нужно уйти, и уйти тихо.
Слово прозвучало тихой мольбой. Укрой, тень… подскажи, куда идти…
Он всё-таки вышел. Тихо, так, что никто по дороге не заметил, хотя его шатало и приходилось ступать, держась за стены.
Было раннее утро. Серый рассвет ещё только-только собирался вступить в свои права. Как раз то время, когда всему живому хочется спать. Всему живому…
Элли стоял и неотрывно смотрел на чудо во льдах. Там, в низине, раскинулось садами, озёрами, полями и сказочными домиками вечное лето…
— Какая чудесная жизнь… — шепнул тот, кого люди называли ангелом. Хотя всё чаще — проклятым ангелом. — Какая тёплая…
Льды внутри медленно начали подтаивать… только не водой истекали, а кровью. Странник обхватил себя руками и с глухим стоном опустился на колени.
— Не надо… я не могу больше…
Внутри всё снова покрылось коркой льда. Уверенно поднявшись на ноги и бросив последний взгляд на это дышавшее жизнью и добротой место, он побрёл в сторону границы вечных снегов. В зиму. В покой.
Девушка, задыхаясь от быстрого бега, влетела в комнату старшего лекаря.
— Мастер!.. — воскликнула она. — Он исчез!..
Овидий сразу понял о ком речь. Через минуту он был в комнате, где пытался спасти случайно попавшего к нему ангела. Приметил брошенные вещи, смятое одеяло, небрежно повёрнутый в сторону стул, будто одежду с него стаскивали, складку на ковре… Гостя явно сильно шатало. Как он вообще смог уйти?!
— Его нужно найти, — принял решение Овидий.
Солнце только-только бросило свои лучи на снег, когда два десятка послушников и пятеро монахов бросились на поиски. След в снегу обнаружился быстро…
— Мастер… — ахнула Милана, поняв, куда ведёт след. — К Ледяному Храму?!
Едва горизонт окрасился алым, путь ему преградили стены. Полуразрушенный камень… больше чем наполовину представшее перед Элльри место состояло изо льда и снега. Ледяной дворец.
Истина ускользала от едва живого странника, но он открыл глаза и увидел… Это был древний, бесконечно давно забытый храм. От него веяло силой и… вечностью. Кажется, это ещё и что-то вроде человеческого склепа, с поправкой на что-то далёкое от земного. Здесь… Здесь можно остаться навсегда. Осталось зайти внутрь и убедиться в этом. И если это не так, если есть хоть малейшее сомнение — скорее уходить дальше.
Большая, в два его роста, арка входа. Замёрзшие, деревянные ворота, поддавшиеся и без скрипа открывшиеся под рукой. Хорошо, что вовнутрь. Открывайся они наружу, Элли никогда бы снег не разгрёб. Широкий, короткий коридор… Зал.
Элльри замер, боясь дышать… боясь поверить… не веря. Умение видеть, проклятый дар подводил его, настолько сильна была усталость. Происходило то, что происходить не могло. Среди множества давно утерянных вещей его народа, которые он искал, но не находил… Они все были здесь.
Были и не были одновременно. Будто едва заметные, полупрозрачные тени. Гэллри, Рона, Туори, Герт, Данари, Лэтэри, Лири, Танри… Мирнари, старший брат… Мири… и ещё сорок имён, считая малышей.
Замерший на пороге золотоволосый странник шагнул к тем, кто был его жизнью. Чуть за гранью… там… за преломленным светом…
Странник позвал, не надеясь на ответ.
Светлые тени колыхнулись, обретая более глубокие и чёткие черты. Они услышали. Обратили свои взоры к нему.
— Кто ты?.. — прошелестели голоса.
Боль пронзила раскалённым прутом через самое сердце. Как?.. Они не узнают его?!
— Это же я… Один из вас… Элльри!..
«Ри… ри… ри…» — разнесло эхо под ледяными сводами.
— Чужой… — метнулось в ответ под сводами.
Чужак! Ты лжёшь. У нашего Элльри была чистая душа, а в сердце пылало пламя!
Да. Да… ваша правда. Элли умер. Мне досталось его лицо, его крылья, на которых не взлететь, но я он. Жаль, что мне нельзя здесь упокоиться навсегда.
Он отвернулся, удержав в себе зажатый крик. Уже не один из них. И не человек. Никто…
Шаг за ворота… прочь отсюда. Как можно дальше, в сердце ледяного царства. Прочь…
Но тело предало его. Колени подломились, Последний рухнул в снег.
Как… как они могли не узнать его?! Они все… те, кого любил, кто любил… Как они могли отвернуться?! Как они могли?!..
Раньше Элли думал, что знает о боли всё. Он ошибался. Настолько невыносимо ему, кажется, было лишь в тот день. И сейчас они сделали эту боль ещё сильнее. Добавили в неё ярости, отравили ядом предательства. Будто нож в спину…
Я не человек! Я не должен даже слов таких знать! Предательство… ненависть, яд… Кем я стал?.. Я действительно давно уже не один из вас, мой народ… простите… Вы не знали всего того, что дано знать мне. И это хорошо. Это лучшее, что могло быть. Забудьте Первого Странника. Его больше нет.
Где же ты, грязная человеческая старуха с ржавой косой, когда ты так нужна?!..
Нет ответа. Только солнце бросает свои золотистые лучи на снег, заставляя его сиять. Как прекрасно. Хочется замедлить время, растягивая эти мгновения. Просто любоваться. Смотреть, как переливается золотой свет на бело-серебристом снегу…
Тихий, но ясный голос наполнил звенящую тишину вечной зимы. Песня печали, безысходности, отчаянья… Она рассказывала о одиночестве, о невозможности желанной смерти, изорванной в клочья душе и бессмысленной жизни. О долгом пути к дому, которого давно уже нет. В этом неземном, завораживающем голосе легко можно было услышать невообразимый, чудовищный, изуродовавший сердце и разум пережитый однажды страх. Песня на языке, который теперь был известен только одному существу во всём мире. Такому одинокому, израненному, усталому, что хотелось завыть от чужой боли.