Ознакомительная версия.
Вот только особ слабого пола в гостиной было маловато. Вместе с гномами пришла коренастая, поражавшая женскими формами гномиха Боба, а с лекпинами – худенькая, словно тростинка, никогда не расстающаяся с очками Ксана. Этим присутствие женщин исчерпывалось, если не считать черепаху Манюанну, сновавшую между ног танцующих.
Захмелевший Железяка полулежал, прислонившись к стене, и наблюдал не столько за танцующими, сколько за Манюанной. Она, как про себя отметил лекпин, никому не мешала и не позволяла танцующим случайно наступить себе на панцирь, лапу или хвост, и в то же время внимательно следила за всеми присутствующими одновременно – голова на вытянутой шее так и вертелась в разные стороны. Алеф вспомнил предостережения Воль-Дер-Мара о том, что бдительные черепахи незамедлительно наказывают любого, кто посмел бы покуситься на его собственность.
– Вот это формы! Вот это объемы! Вот это…
– Ты о чем? – прервал Железяка восхищенные излияния Тубуза, который сидел рядом с ним. Разгоряченный после нескольких танцев лекпин тяжело дышал.
– Как о чем?! – возмутился Тубуз. – Ты что – слепой?
– Немного в глазах двоится…
– Тем более! – воскликнул Тубуз и, продолжая читать недоумение в глазах друга, показал пальцем в сторону гномов. – Смотри, какая бочечка!
Алеф проследил за направлением пальца и увидел, что точно так же, как Тубуз, в их сторону тычет гном Четвеерг двести второй, при этом что-то нашептывая на ухо своей соплеменнице. Только теперь Железяка понял, кого Тубуз имел в виду, говоря о формах и объемах.
Гномиха действительно была, что называется, в теле. Облегающее ее крутобедрую фигуру короткое платье из серой материи, перетянутое в талии широким кожаным поясом с золотой ромбовидной пряжкой, только подчеркивало это. Случайно брошенному взгляду просто невозможно было не задержаться на пышной груди, которая, как казалось, была готова разорвать тонкую материю платья. Самым интересным было то, что точно так же, как Тубуз рассматривал гномиху, так и Боба, кивая Четвеергу, смотрела в сторону лекпинов с неподдельным интересом. Алефу от этого взгляда даже стало немного не по себе. Особенно когда гномиха, в очередной раз кивнув Четвеергу, отстранила его мощной рукой и направилась прямиком к ним.
– Не желает ли симпатичный лекпин пригласить даму на танец? – глубоким грудным голосом спросила Боба, глядя на пытающегося подняться Железяку и совершенно не обращая внимания на успевшего вскочить на ноги Тубуза.
– Конечно, мадам! С удовольствием, мадам, – склонился в галантном поклоне Тубуз.
Но гномиха, даже не взглянув на него, протянула к Алефу руку с унизанными перстнями пальцами, подхватила его под локоть и, крепко прижав к себе, повела в медленном танце. Железяка ни разу в жизни не оказывался в такой близости от женщины и поэтому моментально залился краской смущения. Боба была одного с ним роста, и ее грудь тесно прижалась к груди лекпина. Его пронзила никогда ранее не испытываемая дрожь. От ее длинных густых рыжеватых волос исходил смешанный запах ландыша, крепкого темного пива и чего-то еще. Алефу этот запах понравился.
Она вела его в танце, а он все не решался встретиться с ней взглядом. Сначала никак не мог оторвать взгляда от браслета на ее шее, затем от подбородка с ямочкой, от красиво очерченных губ, от курносого носа… А когда, наконец, посмотрел в ее широко распахнутые карие глаза, как-то сразу понял, что они растворили весь его хмель. Лекпин почувствовал себя легко, раскованно. Гномиха прекрасно поняла произошедшую с ним перемену.
– Симпатичный лекпин перестал меня стесняться, – сказала она утвердительно. – Меня зовут Боба, а ты Алеф?
– Меня зовут так и… и я не стеснялся, – сказал Железяка. – Просто не ожидал, что вы, такая… такая… неотразимая, обратите на меня внимание!
– А вот и обратила, – улыбнулась Боба, явно довольная комплиментом.
– Я очень этому рад.
– Правда?
– Мне кажется, что половина из тех, кто здесь присутствует, сейчас мне очень даже завидуют. Особенно мой друг – Тубуз Моран.
– Зачем нам говорить о других?
– Действительно, – согласился Алеф и вдруг сделал то, чего еще три минуты назад никак не мог от себя ожидать. Позволил своим рукам, до сих пор лишь слегка придерживавшим партнершу за талию, некоторую вольность: правая заскользила вверх по ее горячей спине до лопаток и обратно, а левая опустилась ниже талии и погладила выпуклый зад Бобы. После чего гномиха закрыла глаза, прижалась к лекпину еще сильнее, положила голову ему на плечо и томно зашептала:
– Милый, милый, милый лекпин. Чистый и неиспорченный…
И тут музыка закончилась. Железяка, никак не ожидавший такой реакции на свои незатейливые ласки, которые он к тому же позволил себе впервые в жизни, отстранился от Бобы и вздохнул с невольным огорчением. А она, глядя ему в глаза, завела руки под свои густые волосы, растрепала их, и на Алефа нахлынула острая волна все того же смешанного запаха ландыша, пива и чего-то незнакомого. Он даже зажмурился и встряхнул головой, словно пытаясь проснуться. А когда открыл глаза, увидел перед своим лицом правую руку гномихи, протянутую для поцелуя.
Железяка неловко исполнил то, чего от него ожидала Боба. И тут же ему захотелось еще и еще целовать эту руку. И не только руку. Захотелось целовать гномиху в губы, захотелось, чтобы она его целовала. Она стояла перед ним, призывно улыбаясь, и, глядя на нее, Алефу уже хотелось целовать ее необъятную грудь, такую соблазнительную и возбуждающую. Вновь зазвучала музыка, но танец теперь уже был быстрый.
Боба хлопнула в ладоши и пустилась в пляс, и Железяка последовал за ней. Они закрутились в бешеном ритме танца, ни на кого не обращая внимания, глядя только в глаза друг другу, касаясь только друг друга. Лишь один раз Алеф наткнулся на Тубуза, увидел его удивленный, завистливый взгляд и тут же забыл про друга, уделив все внимание своей темпераментной партнерше.
Быстрые танцы сменялись медленными. Они танцевали и танцевали, а потом вдруг Железяка и Боба оказались вне гостиной. Это было какое-то помещеньице со стеллажами, уставленными разнокалиберными бочонками и банками, корзинами и коробками. Свободного места там было мало, но вдвоем они поместились, а теснота даже радовала. Они стали целоваться, причем гномиха взяла инициативу на себя, и лекпин отдался в полное ее распоряжение.
А потом Боба ловко расстегнула у себя на спине застежку, высвободила из платья руки, оно соскользнуло, и на обозрение Алефа предстали две арбузоподобные груди с торчащими вверх темными сосками. Гномиха взяла Железяку за голову и прижала к груди. Он с наслаждением уткнулся в нее разгоряченным лицом, покрывая сотней и сотней поцелуев. А в это время его руки нетерпеливо расстегивали пояс, все еще не позволявший упасть платью гномихи на пол, а ее руки так же нетерпеливо избавляли Алефа от одежды…
Ознакомительная версия.
