Набежала прислуга. Толстая женщина в чепце — видать, нянька — увела Юляшку, неласково на меня зыркнув. Я вышла из светёлки, перекинулась парой слов с Димаром Мехмовым и его почтенной супругой. Ничего нового они не сообщили.
Разве что утверждали, будто в ночь убийства Юляшка крепко спала. Сами не видели, а вот нянька…
Няньку я пока допрашивать не стала. А то непонятно, о чём расскажет! О том, что лично десять раз за ночь одеяло поправляла. После того, как с гулек встретила. Нет уж, няньку мы оставим на потом.
Вначале — подруженьки. Посмотреть на них, подумать, чем зацепить. Женская дружба бывает, сама не раз видала, но уж больно хрупкая это вещь в семнадцать лет. Может, найдётся среди троих названных некрасивая девица, завидующая Мехмовой чёрной завистью. Или такая, что положила глаз на Витека. Или ещё чего-нибудь. Таиллия Креж, Юница Лиева и Магрина Рошелконь. Выяснить в караулке, где живут, и завтра же обойти.
— Айсуо, слетай к нашим, скажи, пусть за девицей Мехмовой слежку установят. Только осторожную, без перегибов.
— Да, госпожа, — почти невидимая фигура взмыла над крышами. Я проводила мальчишку взглядом и тут же стукнулась носом о широкую спину в вонючей рубахе.
— Куды прёшь, кобылья дочь?! Ой, простите великодушно, госпожа Крим…
Рябой мужик с клочковатой бородой, на которого я налетела, поспешно отходил в сторонку, пытаясь при этом кланяться. Где-то я его видала… ну да, плотник, герой драк с ткачами. Если постараюсь, то имя вспомню. Как же его… ага!
— И тебе подобру-поздорову, Ессий. Опять пакостить намылился?
Мужик широко заухмылялся, показывая дырки вместо передних зубов.
— Да как можно, госпожа Крим! Мы люди степенные, законы чтим…
— Особенно вы законы по праздникам чтите. Я тебе серьёзно говорю, Есь: мужу это надоело. Ещё одна драка с ткачами — и будешь плотничать на каторге. Моё дело предупредить.
Наверное, это жестоко, но в прошлый раз было три проломленных головы и один перебитый позвоночник. Роннен сам обожает молодецкие забавы, хотя никогда не признается, но меру же надо знать! Как сказал благоверный: "Зачинщиков посадим, остальные поутихнут". Он прав: бунтовать против Крима народ поостережётся.
Ессий насупился и пробормотал что-то о традициях. Мол, "мы их бьём, они нас — обычай такой".
— А теперь будет иной обычай: приходят стражники и всех драчунов забирают. Себя не жалеешь, так детей побереги. Ты на свободе-то лишь потому, что жена пятерых не подымет. Думаешь, не знаем о твоих делах с плотогонами? Вот то-то. Остерегись, Ессий!
Мужик поторопился убраться, бормоча что-то полублагодарственное, полуугрожающее.
Плотогоны были головной болью магистрата, а значит, и городской стражи. Заодно с брёвнами ребята чуть ли не в открытую гоняли контрабанду. Когда муж их прижал, начали выдумывать тайники. Эти бы изобретательные головы, да на добрые дела!
Меня плотогоны напрямую не касались; моё дело — убийства. Я оперативник, а не таможенник. А Роннен у нас специалист крайне широкого профиля, вот он и отдувается каждый год. Нынче дорогой супруг обещал преподнести наглым контрабандистам подарочек, но подробностей мне не сообщил. Ожидаю с нетерпением: когда благоверный всерьёз озлится, предмету его сильных чувств обычно приходится туго.
Ессий на площадюшке крутился не один: человек пять возводили деревянный помост. Весело тюкали топоры и молотки. Время от времени плотники отпускали смачный комплимент пробегающей мимо красотке. Город готовился к Восхождению. Полусветское, полурелигиозное торжество: день, когда согласно легенде первый Великий Патрон воцарился в столичном мире. Тогда у столицы ещё было самоназвание… Древние времена, жестокие нравы. Хотя меня, честно признаться, бесит безликая "столица". Даже с маленькой буквы. Не знаю, почему — просто бесит.
Восхождение всегда было праздником… бурным. Карнавал, ночные гулянья, пьяные дуэли и просто драки, забывшие о приличиях парочки, бурление гормонов и отсутствие мозгов. Да, я не люблю массовых празднеств. После них остаётся много трупов. Раскрыть преступление обычно просто, но уж больно несерьёзными оказываются мотивы. А у меня имеется дурацкое убеждение: если уж убиваешь, так потрудись заиметь достойную причину.
Иначе на каторгу отправлять жалко.
Печальные размышления о предстоящих неприятностях прервал женский вопль, и полная, немолодая, но ещё привлекательная баба свалилась передо мной на колени.
— Госпожа Крим, помилуй! Верни мужа!
Страшное виденье Роннена-двоежёнца промелькнуло перед глазами и исчезло. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Передо мной обычная городская сумасшедшая. Вот за подол уцепилась, как клещ за собачье ухо — это зря, но не лупить же мечом по рукам! Придётся поговорить.
— Встань, добрая женщина. Встань и расскажи о своей беде.
— Не встану, пока не отдашь мужа!
Терпение, ау! Где ты?
— Как я его тебе отдам посреди улицы? Из-под юбки выну? Что за муж-то хоть?
Ну, Роннен Крим, если ты…
— Мой муж! Кеун Мураш, лопатник!
Первая реакция — облегчённый выдох. Не Роннен. Другой.
Вторая — недоумение. И когда это я уводила из семьи лопатника Кеуна Мураша?
Детство моё, равно как и юность, прошли в твёрдом убеждении, будто в средневековье всякого рода работой по металлу занимались кузнецы. И всё. Жизнь в Дойл-Нариже развеяла девичьи грёзы. Лопаты делает лопатник, пилы — пильник, иглы — игольник… Есть бидонщики, замочники, гвоздники, а военных обслуживают шлемники, латники, мечники и так далее. Медведями с широченными плечами и крепкими кулаками были далеко не все представители этих профессий. Большинству не требовалось.
Кеун Мураш… Впервые о таком слышу.
— Успокойся, добрая женщина. Расскажи мне, когда и как пропал твой муж.
Госпожа Мураш поднялась на ноги, отряхнула платье. Слёз вытирать не стала.
— А ты не знаешь? Ты же сама послала его на задание! Он сказал, уж мне-то муж брехать не станет! Верни его, змея!
— Придержи язык, — кажется, от моего тона должны были покрыться инеем цветы на балкончике дома напротив. Всё-таки иногда полезно слушать разносы, которые супруг устраивает магистрату. Орать на городской совет начальник стражи права не имеет, но голосом играет бесподобно.
Женщина съёжилась, но продолжала умолять:
— Верни мужа, госпожа! Он не стражник, не рушь семью, у нас двое деток… Что он может сделать, чего не сумеют ваши храбрые люди?
Как я люблю дур, слепо доверяющих мужикам!
— Идём со мной.
— Куда, госпожа?
На кудыкины горы, собирать помидоры, блин.