Ознакомительная версия.
День был тихий, сумрачный и теплый. Парило, а в толпе было и вовсе нечем дышать. Уставшие от долгого стояния ноги заявляли о себе. Тело человека совершает в бою невозможное, но на пустое стояние всегда отвечает усталостью. Отцу на одной ноге еще тяжелее, но он терпит. Сезар не знал, что было бы лучше – чтобы Анри ушел или был рядом. Его присутствие, вопреки здравому смыслу, ободряло и внушало уверенность, но, если придется драться и бежать, отец обречен. На одной ноге далеко не уйти, хотя о какой драке может идти речь?! Разве что отобрать алебарду у стражника... Вот у того, пузатого... И стоит удобно! Оттолкнуть кривозубого, сбить отвратительную старуху, вскочить на ступеньку и... С паршивой алебардой против целого города и толпы синяков, которые, если что, не побрезгуют и магией!
Колокол пробил тринадцать раз. Полдень. Толпа заворочалась, как свинья в хлеву, предвкушающая кормежку. Кто-то запалил факелы и бросил в загодя приготовленные костры. К без того нестерпимой жаре и духоте добавились вонь сгорающей виниссовой соломы и смолы. Малве еще раз прикинул расстояние от места, где он стоял, до крыльца дома Марты и оттуда к храму. Не успеть. Разорвут на полдороге. Или бросят в огонь. А потом Орест призовет всех покаяться... А что делать ему? Погибнуть рядом с Мартой или выжить и отомстить? Всем. Марку, Оресту, ифранцам, оргондцам. Они с Сандером не оставят от Лиарэ камня на камне... Этот город не заслуживает пощады...
Двери высокого трехэтажного дома дрогнули, но не подались. Они открывались наружу, а на крыльце было слишком много народа. Если б Орест хотел сохранить своей жертве жизнь, он бы выстроил коридор из стражи и синяков, но те стояли лишь у входа в храм и вокруг площади, отбирая мечи у желающих пройти. Впрочем, окружающие улицы были так запружены народом, что пробиться даже к тому месту, где стояли они, было почти невозможно.
Здоровенный бугай с зычным голосом начал сгонять людей со ступеней, одет он был, как простой горожанин, но Сезар сразу понял – перед ним воин. Свой? Неужели?! Нет... Орест озаботился запустить в толпу переряженных солдат. Проклятый! Ну почему он не уговорил Марту уехать в Арцию с матерью. Или... бежать с ним хоть в Новый Эланд, хоть в Отлученные земли. Неужели единственное, что он может сделать для своей любви, это убить ее, смертью защитив от грязных, похотливых лап. И он сделает это, если не останется надежды. Не останется?! Уже не осталось!
Стараньями переодетых антонианцев проход расчистили, дверь распахнулись, и Сезар увидел Марту. В простом синем платье без покрывала, но с высокой прической, с успехом заменявшей корону, герцогиня Оргондская спокойно оглядела беснующуюся толпу. Она не боялась. Или сумела взнуздать свой страх, что было еще большим подвигом. Пусть она по всем законам перешла в род ре Ги, но сейчас на площадь вышла Марта Тагэре.
Фанатики взвыли от ненависти и предвкушения расправы. А женщина, приподняв тяжелую юбку, словно боясь запачкаться и прямо глядя перед собой, пошла вперед. Это было неожиданностью для всех. Если б у крыльца были лишь горожане, они бы расступились – черни свойственно отступать перед нобилями, а трусам перед теми, кто их не боится, но Орест знал, кого там поставить. Сезар понял, ЧТО сейчас произойдет. Глаза застлал какой-то туман, и виконт с рычаньем бросился вперед, с неожиданной легкостью сбив с ног и отшвырнув приготовившегося швырнуть камень бугая. Тот упал с переломленной шеей. Дико завизжала какая-то женщина, и к ней присоединился тонкий мужской голос. Еще один переодетый, отвратительно пахнувший грязью, злобой и страхом, выхватил длинный кинжал. Еще бы, ЭТИМ оружие принести позволили. Лезвие метнулось вперед, но боли Сезар не почувствовал. У него не было оружия, и он вложил всю свою ненависть в удар рукой. Один удар, и вонючий опрокинулся на спину, зажимая развороченное брюхо. Как это получилось? Некогда думать.
Еще один... И еще... Вкус крови во рту, крики, тошнотворная вонь... Проклятый! Что это?! Огромный тигр ударом лапы перебил хребет какому-то негодяю, распластавшись в полете, перескочил через несколько голов, и приземлился у ног Марты. Тигр?! Антонианские штучки?! Божий промысел?! Сезар ринулся вперед в безумном прыжке, внизу мелькнула чья-то лысина и безумные выпученные глаза. Что с ним? Как он совершил такое?!
Виконт Малве мягко приземлился у ног возлюбленной и, повернув к замершей толпе оскаленную пасть, испустил рычанье, показывая великолепные клыки.
2892 год от В.И.
21-й день месяца Дракона.
Арция. Мунт
Сначала Артур ничего не понял. Отец, после приснопамятного заседания Генеральных Штатов ходивший с задумчивым видом и где можно и где нельзя сетовавший на опасную доверчивость будущего короля, не убравшего из столицы никого из Вилльо, ворвался в казармы и потребовал сотню человек. При этом глаза Антуана Бэррота сияли от радости. Когда-то Артур подчинялся отцу беспрекословно, но теперь эти времена прошли. Капитану королевской гвардии может приказывать только король, что Артур и сообщил родителю.
– Пока, – рявкнул тот, – ты ждешь Александра, в Речном Замке собираются заговорщики.
– Что, – не понял Артур, – какие заговорщики? Ведь все ясно, Элеонора не королева, значит...
– Вот потому и заговор, что все ясно, – отрезал граф, – была бы у них лазейка, они бы иначе действовали. Знаешь, кто там сидит? Рогге с Клавдием!
Этого было достаточно. Артур Бэррот был предан Александру Тагэре и всеми фибрами своей души ненавидел предателя-кардинала и подлеца Рогге, опустившегося до подсуживания на турнире. Их имена подействовали на капитана гвардии, как красная тряпка на быка. Не прошло и четверти оры, как сотня всадников крупной рысью выехала из ворот дворца Анхеля и переулками добралась до узкого замкового мостика. Там их ждал плотный мужчина с красной физиономией выпивохи, что-то шепнувший старшему Бэрроту, который велел сыну выставить за углом охрану, а самому с двумя десятками солдат идти за пьяницей, оказавшимся замковым караул-деканом. Их никто не заметил – комендант Речного Замка и вправду был глуп. Гвардейцы вошли в узкую боковую калитку, которой пользовались стражники, когда нужно было тайком выскочить за царкой.
Когда они вошли, отец страшным шепотом велел соблюдать тишину. Прежде чем схватить заговорщиков, следовало послушать, что они говорят. Артуру, молящемуся не на Книгу Книг, а на Кодекс Розы, подслушивание претило, но в данном случае он смирился. Жизнь Александра была слишком драгоценной, а мерзавцев нужно было схватить за руку.
Предатели выбрали себе Голубую Столовую, некогда весьма любимую Иволгой. Большие светлые окна и балкон выходили на Льюферу, а кроме парадных дверей, в комнату вела низкая дверца с решетчатым оконцем, через которую подносили кушанья. Отец и сын замерли, прислушиваясь к приглушенному разговору.
Ознакомительная версия.
