В последнее время, его энергетический фон был в очень устойчивом состоянии. Это удивляло, так как никаких дополнительных мер Эрих для этого не предпринимал. Если бы он нашел Сафрон и проводил с ней ночи, подобные изменения были бы логичны, но ведь он не находил…
Не находил… Нашел другую.
Его тянуло к Софии, тянуло так, что одна только мысль о её отношениях с братом заставляла его крушить всё вокруг.
Она не Сафрон, она — обычная женщина. Но почему, в таком случае, его так к ней тянуло?! Не только его, но и Марка!
Эрих прошел в гардеробную, начал одеваться. За окном лил дождь — хмурая весна в этом году, под стать его состоянию.
Все Нойманы помешались на Софии, а она только и мечтает, как бы побыстрее он них сбежать.
Не от них — от него, Эриха.
Она была красивая по утрам. Когда София только поселилась в его доме и впервые вышла к завтраку, Эрих задержал дыхание. Подобное чувство испытываешь, когда женщина родная, когда утром её хочется зацеловать и утащить в еще не остывшую постель.
Он знал: то, что он делает, неправильно. И знал, что своими действиями только ухудшает ситуацию, но ничего не мог с собой поделать. Нуждался он в этой женщине, как-то болезненно-неправильно нуждался. И даже звонок брата не повлиял на эту нужду.
Эрих очень любил брата, но впервые за многие годы, он захотел чего-то так сильно, что стало плевать на всё остальное.
Он желал Софию, неизвестно насколько, непонятно на каких условиях, но отпустить её он не мог. И брату отдать тоже не мог.
Скоро, уже скоро… ожидание подогревало кровь.
Вечером, София почувствовала внезапную сонливость. Она списала это на переизбыток эмоций, и без зазрений совести уснула, перед этим заперев комнату на замок.
… А проснувшись, увидела нависшее над ней лицо Ноймана.
Мозг включился мгновенно. Она выставила руки вперед, и уперлась ладонями ему в грудь.
— Что ты делаешь?
— Ты разве не видишь? — усмехнулся мужчина.
— Я не хочу, Эрих.
В комнате было темно, и его лицо узнавалось лишь по грубым очертаниям. Но глаза — пылали, этот блеск был ей знаком, и это Софию очень пугало.
— Ты не пришла ко мне, — голос звучал обижено. — Я ждал тебя, гордячка.
Его тело было напряжено, одна его рука медленно поглаживала ей шею, вторая — упиралась в подушку у нее над головой.
— Я не хочу! — повторила София. В этот раз — громче. — Не хочу!
— Это не страшно, — он склонился к ее шее. — Тебе будет приятно, я не обижу.
Жестко пригвоздив ее тело к кровати, он принялся её целовать.
— Не хочу! Пусти!
София начала вырываться, но он лишь сильнее прижал её к кровати. Это было страшно и неприятно. Прикосновения мужчины вызывали отторжение, едва ли не ненависть. Но сделать с этим она ничего не могла. От отчаяния, София заплакала.
— Эрих, пусти, — кричала она. — Я тебя прошу, отпусти меня!
Он в ответ её снова поцеловал. Она, не мешкая, укусила его за губу. Мужчина отстранился, его лицо исказила ухмылка.
— Еще раз сделаешь подобное — я тебе палец сломаю. Поняла?
Она видела — это не просто угроза. Сломает, а потому кивнула. Угроза подействовала так, как ему было нужно — София перестала сопротивляться. Она боялась не только сломанного пальца — она помнила, как он пришел к ней в квартиру, чтобы угрожать, и черную тень вокруг него тоже помнила.
Эрих провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
— Умничка, — похвалил. — Ты очень умная женщина, София.
Он стянул с неё ночную рубашку, оставляя в одних лишь брюках. Немного отодвинулся назад, и принялся её рассматривать.
— Ерих… — прошептала София, больше не решаясь умолять, но продолжая на что-то надеяться. Возможно, на его милосердие.
Но Эрих Нойман не знал, что такое милосердие, а потому сначала он снял с себя брюки, затем — с нее.
Обнажив Софию, он провел рукой по её животу.
— Почему ты так меня ненавидишь? — он поцеловал её в живот, затем поцеловал бедро, колено. — Не подпускаешь меня к себе. Почему боишься?
Он снова навис над ней, она животом ощущала его возбуждение.
— Ты ведь видишь, что я с ума по тебе схожу, не можешь не видеть. Так почему убегаешь?
Ей было так себя жаль. Вопросы, которые он ей задавал, были не просто неправильными — они звучали как дикость.
— Эрих, — прошептала она, — Эрих… неужели ты не понимаешь… ты меня пугаешь. Я не могу … Эрих, услышь меня, я не могу желать мужчину, который меня пугает… который удерживает силой, угрожает… не могу просто…
— София, ты не понимаешь, о чем просишь.
В его голосе слышалась какая-то надломленность, отчаяние, которое он принял и с которым смирился, но которое по-прежнему приносит боль.
— Я не понимаю причину своей зависимости, но это сильнее меня… я… я тебе что угодно обещаю, только… смирись, София. Смирись. Я не могу уйти, ни сейчас, ни потом. Не жди от меня благородности.
— Эрих…
Он коленом раздвинул ей ноги.
— Всё что угодно получишь, ты нужна мне, только смирись… — и с тихим стоном вошел в тело желанной женщины.
София медленно выдохнула, принимая реальность такой, какая она есть. Смиряясь здесь и сейчас.
Каким-то шестым чувством она поняла, что Нойману плохо. Не морально, но физически. Она чувствовала в нем какую-то неправильность, но пока не понимала, какова природа этого её ощущения.
Толчок. Толчок. По мере его движений, её плавно окутывало доселе незнакомое чувство. Софии было хорошо и плохо одновременно. Лицо мужчины перед глазами расплывалось, сон медленно обволакивал её.
…
Она падала в разлом в полу, она возвышалась к небу. Она расщеплялась на миллионы отдельных кусков, и в то же время становилась цельной…
Она стояла в комнате, и смотрела в зеркало. Вот только в зеркале была не она, а отражение другой женщины. Это была Сафрон.
Удивительно, но ей было совсем не страшно. София восприняла как данность то, что с ней происходило.
— Здравствуй, София. Я давно ждала возможности, когда смогу тебе всё рассказать.
Комната, в которой она оказалась, была идеальной: она тонула в вечерних сумерках, свет цеплялся за завитушки на шторах, и деликатно ложился на бархатный диван, круглый столик с полупустым графином по центру, и на оттоман с каретной стяжкой.
Вся комната была покрыта своеобразным световым витражом, который возможен только на закате.
Это было что-то очень знакомое с раннего детства. Именно такая обстановка казалась Софии безопасной, расслабляющей. Будто кто-то залез к ней в голову, и достал именно эту, самую правильную картинку.
Зеркало, в которое смотрела София, было старое, во весь рост, с карусельной опорой, а потому оно слегка покачивалось вперед — назад и поскрипывало. В зеркале отражалась Сафрон. Как и София, она была одета в белое платье в пол с глубоким вырезом.
Вот только теперь София её совсем не боялась. Женщина подошла ближе к зеркалу.
— Здравствуй, незнакомка, — поздоровалась София.
— Мы давно с тобой знакомы, поэтому зови меня по имени.
— Хорошо, Сафрон… Кто ты?
— Я — часть тебя.
— Почему я раньше о тебе не знала?
— Потому что я не была достаточно сильна, чтобы до тебя достучаться. Я спала.
София прикоснулась к зеркалу. Зеркало было твердое, холодное — самое обычно зеркало.
— Дело не зеркале, — пояснила Сафрон, с любопытством наблюдая за метаниями своей протеже.
София кивнула, принимая такое объяснение.
— А что сейчас изменилось? Почему сейчас ты начала со мной разговаривать? Почему я тебя слышу, вижу, а раньше не слышала?
— Потому что ты пробудила меня, а Нойман и ему подобные это учуяли.
— Что это значит? Как я смогла тебя пробудить?
Сафрон устало усмехнулась.
— Ты ведь уже догадалась, что он ищет тебя?
Этот вопрос впрыснул в тело Софии испуг.
— Догадалась, — ответила она. — Но он меня уже нашел, и даже в своем доме поселил?
— Он не знает, кто ты, а потому продолжает искать ту женщину, которой, как он думает, ты не являешься. Так что нет, София, он тебя не нашел.
