Я, уклонившись от слабого удара, ногой вышибаю Кладенец из рук и, попытавшись дотянутся до него клинком богомола, обнаружил, что в левую руку что-то воткнулось и сдерживает меня. Приходится возле наконечника сломать и эту палку, воткнув ее своему хозяину в шею, как раз там, где кончается кольчуга. Получилось образовать чудовищный рубец, который стремительно выплёвывает из тела жизнь, толчками проталкивая её сквозь бледнеющие пальцы и мертвеющие в ужасе глаза.
Вернувшись к главному уроду, которого про себя прозвал каплуном и который уже сидит на земле, весь в собственной крови, я молниеносно сношу ему голову, даже не замечая бармицу и подставленную под удар руку. Подбираю с земли меч-Кладенец и вспоминаю про последнего чипиздрика, перекатом ухожу за спину обезглавленному, даже не заметив боль от разрывающих моё тело железно-деревянных обрубков.
С трудом встав, встречаюсь глазами с перепуганным пятым членом отряда. А я только сейчас замечаю, что в моей спине торчит копье. С хрустом вытаскиваю его и готовлюсь бросить во врага, который, в свою очередь охреневший от резкого поворота событий, просто бросает щит и падает на колени передо мной. Переведя дух, вытащив остальные копья из себя, проверив что легкие не задеты и я могу нормально говорить, подхожу ближе к склонившемуся и громким четким командирским голосом приказываю:
— Подними гхолову!
Полурослик незамедлительно выполнил мой приказ.
На меня смотрело кругловатое лицо с шрамами от какой-то болезни, чуть побитое, с синяком под глазом, вроде не я его офонарил, с носом в виде огромной картошки, но вполне нормально выглядящее, особенно в сравнении с его сородичами.
— Кхто ты такой и кхахк называется твоя раса? — Начал я.
— Я-я раб и-и щит гос-господина. Бывшего. Бывший… — Хныча и заикаясь ответило мне дрожащие тело. — Мы г-гномы.
Я, пошире открыв глаза, чтобы получше рассмотреть тела, подняв бровь, — гномы?? — сильно удивился.
— Г-гномотвари. — Тут же исправился он и начал еще сильней хныкать. — Умоляю, пощадите, я буду все для вас делать! Все-все-все. Все, что попросите! — Начал умолять гном… Или гномотварь.
— В чем отличие гнома от гхномотвари? — Всплыл логичный вопрос.
— Я тварь, г-господин, тварь. Тварь… — начал он кивать смотря мне прямо в глаза, пока из его носа сильно текло и вовсюда летело. А я понял, что из нас двоих, именно он потерял рассудок.
Ладно, потом у братьев спрошу.
Пощупав сгоревшую бороду и опаленный подбородок, убрал меч в импровизированные ножны на портупеи. Рука легла на ремень и почувствовала кровь. И только тут я заметил, что на моем ремне висит трофей, зацепившийся ирокезом за крючки.
— Эх. А я думал, ты исподтишка что-то сделаешь, — сказал я вслух на родном языке, отчего “тварь” дернулась и жалобно покосилась на меня.
— Гхномотварь, угходи отсюда и помни, — держа руку на отрубленной голове, сделал шаг вперед, отчего полурослик застыл. — Я смилостивился над гхномом, которым ты обязан з-стать, иначе умрехшь… В М-У-К-х-А-Х, — просмаковав последние слово, закончив свою речь, добавил: — Беги гховорю. Второго шханса не дам.
Чипиздрик дал деру в противоположную от меня сторону, к показавшимся из дыма дружкам. Подбежал к ним и начал что-то втирать, а они стали ему кивать и хищно на меня смотреть.
Вот бля. Ну, ничего. Его кабальная запись скоро попадёт к госпоже Смерть.
— Нагхрада или кнут, последствия тебя найдут! — крикнул вслед я и, забыв про копье, приготовился сорвать с ремня плетку, как самое дальнобойное оружие. Не хочется увеличивать выводок дырок у себя. Или в себе. Да и меч-Хуердец устал нести всем пиздец.
Смотря на чипиздрика, Энеральд прорычал:
— З-стал овечкой, встал со свечкой, нынче Богх тебе как фиговый лист — типа чист, — злобно ухмыльнулся и медленно облизнулся. Я уже полностью приготовился смаковать смерть хнычащей букашки, пока бессмысленные рифмы не отпустят, ветерок не начнет шуметь, и свежий нежный чистейший дождик не будет капать на лицо, куда-нибудь смывая всю грязь.
Глава 10. Шёл на восток, а пришёл с запада
Глава 10. Шёл на восток, а пришёл с запад а.
В тлеющем, местами горящем, лесу уже не первый день слышались звуки боя. Извилистые ручейки бежали по всему красно-черному полю, густели и ждали начала танца капель. Насмотревшись на их выпендрёжные пляски, все вместе направлялись к грубо вырытому рву, тем самым преобразуя его в самую настоящую бурлящую реку, в которой захлебнулись насадившиеся на кол гномотвари.
Сразу же за рвом с обломками кольев располагался давно павший и превратившийся в пропитанный кровью, скреплённый кишками, мухами и остатками повозок земляной вал — первая линия обороны, за которой располагался знатно потрепанный, местами подгоревший, местами пробитый и наспех залатанный массивный частокол лагеря Лесавки.
После дождя, на пепелище между валом и частоколом тлела труха и щепа от изрубленных энтов, начинали гнить тела мёртвых древолюдей, вместе с пеплом утопали в земле куски от разорванных гномотварей. Тяжелый витающий в воздухе запах смерти подкреплял всеобщий духовный тлен защитников.
Вдохнув свежий землистый запах, который ощущается после дождя, спокойно перепрыгнув пованивающую от трупов канаву, преодолев хлюпающий вал, Каин мерно направился к двухметровому частоколу.
Энеральд, словно робот, со знакомым только ему хрустом твердо ступал на выжженную землю сквозь расколотые черепа, его шаги были неестественно точны, ведь каждая усиленная гидравликой мышца приводится в действие сложными и чуждыми для этого мира механизмами.
В моменты эмоциональных потрясений, в том числе и преследующие его безумие, Энеральд непроизвольно начинал контролировать и ощущать каждую мышцу, которая считала своим долгом устроить персональный дебош и пьяную драку с соседями, и ему приходилось отправлять усмирителей в виде нанитов, поэтому он частенько был зол.
Каин хотел спать, Каин жаждал оказаться в безопасном месте, где смог бы отдохнуть. Выспаться на мягкой кровати. Налить двух дорогущих животных в снифтер и выпить их, сказать: “Коньяк неплох, неси ещё”.
Позвать деда, устроить с ним и его друзьями вечер бесед, послушать истории о том, как с благочестивой матроной заговорил человеческим голосом бычий орган известного назначения, и был он при этом двухметровый, летающий и с золотыми ангельскими крылышками.
Задуматься о том, что гули и горгульи больно похожи. Может у них были общие предки? Или будут потом? Тогда, как их назвать? Гор-гуля? Или Гуля-горгуля? А может Гуля-гуля?
Узнать, что справедливость и закон несовместимы с пониманием и состраданием, но без первых двух, никогда не будет вторых. И, в конце концов, проснуться в другой звездной системе с нежно обнимающими тебя щупальцами.
А не вот это все!
Преступно тратить жизнь на то, что не приносит удовольствия! Да к тому же, сводит с ума!
Гневаясь на дивный новый мир, в который он вляпался на сотню-другую лет, Энеральд подошел к частоколу и крикнул:
— Эй! Где воротца у сего дворца?
Засевшие за стеной со щелями и выглядывающие с многочисленных помостов, вышек, платформ и дыр, трясущиеся от страха существа знали, что Хозяин леса строго настрого запретил встречаться с голубоглазым бедствием носящие имя Каин. Но что будет, если он сам придет? А если он захочет поговорить?
В лагере, в центре будущей глубины трансфизических магм стоял местами подгоревший шатёр, из которого с завидной периодичностью выходили новенькие энты. У энтов внутри были духи. Простая деревянная оболочка давала нематериальным существам возможность защитить свою молодую хозяйку, которая отдыхала в гаризонтальном состоянии, не способная сомкнуть глаза от чрезмерного перенапряжения, поскольку именно она и её подруга Гиана создавали новые тела. К сожалению для обороняющихся, и к счастью атакующих, воскресить древолюдей девушки не в состоянии.
