Я немало слышал о самодисциплине тех, кто владел Силой. За всеми волшебными чудесами, которые они могли являть, стояли годы упорных тренировок. Зато потом они направляли свою энергию куда угодно, и сама земля повиновалась им; при этом они иногда и сами погибали, испепелённые вызванной энергией.
«Ледяное Жало!..»
Неужто правда? Клинок засверкал ярче, подобно языку пламени в траве, вытоптанной нашими ногами во время схватки. Я отринул всё постороннее и попытался предельно сосредоточить волю. Если представить это в виде длинного коридора, то я шёл по нему и последовательно закрывал за собой все двери, кроме последней, в самом дальнем конце.
«Ледяное Жало!..»
Под моим пристальным взглядом меч начал приподниматься как будто его подбирала невидимая рука, делая гигантский замах.
Предощущение удара на миг ослабило мою сосредоточенность, но я тут же спохватился и снова сфокусировал волю на том, что мне предстояло сделать.
«ЛЕДЯНОЕ ЖАЛО!..»
Я вложил в этот призыв всю свою силу и препоручил Толару послать мечу приказ, используя данный ему Дар.
Меч приподнялся над землёй и заскользил клинком вперёд, будто мои мысли и в самом деле были верёвкой, обвившей его рукоять. Он достиг места поединка и упал на траву между Уруком и Тарги.
Властелин Тьмы всё ещё балансировал своим жезлом, как копьём, но пока ещё так и не метнул его. Намеревался ли он это сделать или просто накапливал новый заряд энергии? Урук отступил на шаг, затем ещё на шаг.
«Ледяное Жало!»
Я вложил в свой безмолвный приказ весь остаток сил. Мог ли я прежде думать, что обладаю такой способностью, или ЭТО проявилось только сейчас, в результате предельного напряжения внутренних сил?
Меч на земле дёрнулся, клинок приподнялся, но кристалл рукояти оставался на земле, и клинок тут же упал обратно, так как энергия моя полностью иссякла. Но всё-таки, падая, он ударил остриём Тарги по ноге.
Чудовищная вспышка ярости ослепила, обожгла невыносимой болью мой открытый и незащищённый мозг. Всё, конец! И, проваливаясь в небытие, я успел только подумать, уловить угасающим сознанием:
«Вот она, смерть…»
Но это была ещё не смерть, потому что через какое-то время я начал приходить в себя, и вновь первым ощущением стала боль. Она переполняла всё моё существо, пульсировала в самых дальних клеточках и превращала меня в съёжившееся животное, не знавшее, куда укрыться.
Что-то коснулось моего лба прямо между глаз. Сначала это лёгкое, почти невесомое прикосновение только усилило боль. Потом пылающий мозг почувствовал живительное дуновение прохлады и несказанное чувство облегчения словно щедрый дождь пролился на иссушённую зноем землю.
Я открыл глаза.
Сначала я увидел небо, по-прежнему сплошь серое потом лицо склонившегося ко мне человека. Где-то я его видел, но где — этого мой отупевший, изнурённый мозг не в состоянии был вспомнить.
— Урук? — через силу проговорил я непослушными губами. Он кивнул, и морщины под козырьком шлема разгладились.
Память постепенно возвращалась ко мне. Я припомнил и второе имя.
— А Тарги? — спросил я. Чело Урука вновь омрачилось.
— Мы обманулись, он жив, — сказал Урук вслух, и я понял, почему он не решился использовать мысленное касание. Мозг мой походил на взбитое яйцо, и коснуться его сейчас значило бы сделать меня умалишённым.
— Где он?.. — с трудом произнёс я.
— Сотворил мираж, иллюзию — и сбежал, прикрывшись ею. И раз Тарги жив и на свободе, мы не можем чувствовать себя в безопасности.
— А как же Проигранная Битва?
Во мне опять шевельнулась память и причинила такую боль, что я вздрогнул.
— Это нам удалось изменить. Когда Тарги сбежал, его воинство поступило так же.
— Но в прошлый раз он ведь умер…
Обе мои памяти смешались. Я попытался отделить одну от другой и мыслить последовательно, но процесс этот оказался столь болезненным, что вызвал у меня головокружение, и я опять чуть не лишился сознания.
— Умер, но не в этот раз. Как бы там ни было, дружище, мы изменили время, а к лучшему или нет — нам не дано знать. Насколько мне известно, Тарги должен быть побеждён.
— Почему? — попытался спросить я, и Урук сумел разобраться в хаосе моих мыслей и понять, что я имею в виду.
— Почему он сбежал? Это сделал ты, Толар. Твой меч, упав ему на ногу, помешал бросить в меня жезл, и Сила, предназначенная мне, поразила его самого. Так всегда бывает, когда чародейство не завершено. Но он остался жив и у него ещё достаточно энергии, чтобы где-нибудь в другом недоступном месте заново построить свой чародейский мир. Нам же остаётся теперь лишь пустить своих гончих по его следу…
Я закрыл глаза. Ни разбитое болью тело, ни погибающий разум мне уже не подчинялись. Хотелось лишь одного: покоя и темноты. Чьё-то милосердие даровало мне и то, и другое.
Запястье моё было жёстко закреплено лубком, порезанная ладонь обработана лечебной глиной, к которой при нужде обращаются и люди, и животные. Ледяное Жало покоилось в ножнах на боку. Мы всё ещё пребывали в прошлом, долина ХаГарка осталась у нас за спиной, а перед нами открывалась сельская местность. Хотя облака исчезли и на ясном небе сияло солнце, мне всё ещё мерещились призраки Тьмы.
Память больше ничем не могла помочь мне, потому что мы изменили вектор времени. Я уже не ковылял, смертельно раненый, прочь от тумана, сотворённого Тарги, чтобы уничтожить свой меч и умереть среди скал бессмысленной и бесполезной смертью. От Йонана тоже было бы мало толку, если бы я его и призвал. Несмотря на то, что когда-то я со всей старательностью изучал способы ведения войны, сейчас мне приличествовала роль зелёного юнца, которого пока ещё даже не брали в дозор.
Немного в стороне стоял, опёршись на топор, Урук. Отрешённым взглядом смотрел он вдаль, и я догадался, что мысли его далеки от мирного сельского пейзажа, который расстилался перед ним.
Были здесь и воины ХаГарка, добровольно вызвавшиеся помогать нам, однако Урук отказался от их услуг. Охотиться на Тарги предстояло только нам двоим.
— Он пойдёт к фасам, — нарушил молчание Урук, не отводя своего невидящего взгляда. — Он станет разыскивать своё сердце.
— Сердце? — переспросил я. — Какое сердце?
Что-то произошло со мной. Видимо, в момент величайшего успеха, когда неимоверным усилием воли я заставил Ледяное Жало двигаться, большая часть памяти Толара оказалась сожжённой. Точно так же Колдуньи Эсткарпа сжигали своё сознание, когда заставляли горы на юге обрушиваться на захватчиков из Карстена.
Лицо Урука оставалось неподвижным, лишь глаза чуть скосились в мою сторону.
— То, что я назвал сердцем, — его талисман, средоточие энергии. Он никогда не решается рисковать им, даже в битве с нами, хотя не считает нас серьёзными противниками. Когда ему нужно восстановить свою Силу, он достаёт из тайника этот талисман и подзаряжается энергией, взамен растраченной в бою.
