— Как прикажете, сударь, — ответил Чевин, но Харуз почувствовал неодобрение заместителя. — Пожалуйста, ради нас всех, не уходите надолго.
— Это я могу тебе обещать. А теперь принимайся за свои дела. На время моего отсутствия командование переходит к тебе.
Радуясь возможности вырваться из лагеря и на время избавиться от ответственности, которая легла на него как на командующего Четырьмя Армиями, Харуз накинул поверх зимних одежд белый плащ и выскользнул из палатки. Вскоре ограда лагеря осталась далеко позади, и он направился к узкому проходу между двумя горными хребтами. Там было удобнее наблюдать, оставаясь незамеченным.
Чевин был человеком верным и надежным, но он не мог сравниться с Гиннелом. Как это Горину удалось сделать своим заместителем изгнанного короля? А в штабе Горина есть еще такие великолепные командиры, как Себастьян и Латром, не говоря уже о Рохане. Он завидовал способности Горина привлекать к себе талантливых мужчин. И женщин. Ясенка…
Он решительно отогнал эту мысль, пообещав себе, что постарается тщательно изучить Нордорн и узнать этот секрет. Пока в Ренделе не появился Горин, именно Харуза считали самым мудрым и сильным среди аристократов, и все стремились к нему, как будто надеясь, что его лучшие качества каким-то образом перейдут и к ним. А теперь он только и слышит: Горин, Горин, Горин… У этого мужчины повадки боевого кота — ни одного лишнего движения, и он всегда твердо знает, что ему нужно, и не испытывает сомнений. В другом человеке такая уверенность выглядела бы заносчивостью. Рядом с ним Харуз чувствовал себя неуклюжим и нерешительным.
Эти мрачные мысли тоже следовало отбросить. Он почти физически, словно лежащий на груди камень, ощущал овладевшие им раздражение и досаду.
День был хмурый, обещая новые снегопады; тусклое зимнее солнце закрывали тучи. Казалось, что холодный воздух обжигает легкие.
Что-то — или кто-то — приближалось к нему, и только слабый хруст снега выдавал приближение этого существа. Харуз поспешно спрятался за камнями, выступавшими из снега. Он знал, что в неестественной тишине будет слышен любой звук.
— Харуз? — произнес женский голос.
От неожиданности он резко втянул в себя воздух.
— Я ведь тебя слышу, знаешь ли. Биение твоего сердца звучит так же ясно, как и моего собственного. Если я могу обнаружить твое сердцебиение, то почему ты думаешь, что я не могла услышать твоего вздоха?
Харуз решил, что совершенно бесполезно продолжать прятаться от этой женщины, кто бы она ни была. Если она знает, где он укрылся, — так тому и быть. Он вышел из-за камней.
Женщина стояла так, словно ждала его прихода. Когда она вскинула голову, отбросив капюшон легкого плаща, то открыла лицо настолько прекрасное, что он снова резко вздохнул. Ее руки зашевелились, и с ее пальцев сорвалось несколько сверкающих снежинок.
— Разве ты не узнаешь меня, Харуз? — сказала она. Ее голос был низким и звучным. — Разве ты меня не помнишь?
— Не… не знаю.
— В последний раз ты видел меня на Большом Турнире, когда этот настырный юнец, Рохан, вмешался в мои планы.
— Ты — колдунья…
— Чародейка. Я — Флавьель.
— Зачем ты здесь?
— Я пришла к тебе, Харуз. Только к тебе. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он подошел к ней и обнял. Она приникла к нему — жаркая, страстная. В его ноздри проник аромат ее духов, сложный и в то же время удивительно простой.
— Не могу поверить! — изумленно прошептал он.
— Поверь, что я — твоя, — отозвалась она. Ее губы приоткрылись. Они были очень красными.
— Но почему?
— Как много вопросов! Давай скажем так: я почувствовала ярость, которую вызывают у тебя сейчас вдовствующая королева и твоя предательница-жена. Эта ярость привлекла меня сюда — так же, как она привела тебя в то место, где я тебя ждала.
Тогда он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал — так жадно, что повредил кожу на этих необычайно красных губах. Она гортанно засмеялась и ответила на его поцелуй с такой же страстью. А потом чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
— А ты готов стать моим? Станешь ли ты тем, кого я так долго ждала? Придешь ли ко мне? Предложить ли тебе то, что предлагала прежде всего один раз — и была отвергнута? Ты обладаешь долей силы, хотя она не развита и не приручена. Это я в тебе почувствовала. Хочешь, чтобы я в сто раз усилила твои способности? Я могу это сделать. В ответ тебе достаточно только присоединиться ко мне.
— Присоединиться к тебе… — откликнулся он. Ему казалось, что он тонет в глубинах ее глаз.
Он продолжал удерживать ее голову, ощущая между своими ладонями изящный, хрупкий череп. Харуз был достаточно силен, чтобы раздавить его как яйцо. А Флавьель бесстрашно улыбалась ему.
— Показать тебе?
— Покажи.
Она повернула голову, мимолетно прикоснувшись губами к его ладони. А потом выскользнула из его объятий и, взяв за руку, повела туда, где в укрытии нескольких скал дожидался чудовищный зверь. У него была длинная шея, а спину украшали острые шипы. Монстр поднял голову и устремил на Харуза бездонные черные глаза. Харуз инстинктивно отпрянул и схватился за меч.
— Не тревожься! — рассмеялась колдунья. — Он не тронет тебя, пока я с тобой. Однако тебе надо выпить вот это, чтобы ты не замерз там, куда я тебя повезу.
Флавьель вытащила из-под плаща небольшой пузырек, открыла пробку и протянула его Харузу. Не сомневаясь и не колеблясь, он выпил содержимое. Оно оказалось почти безвкусным, но моментально согрело все его тело. Она показала ему, как оседлать дракона: всадники сидели прямо за огромной головой зверя. А потом Флавьель ловко запрыгнула ему за спину и обвила руками за пояс.
— Вверх! — приказала она.
Огромные крылья, незаметные до сей минуты, расправились.
— Это ледяной дракон, так ведь? — спросил Ха-руз.
— Да.
Она ударила пятками по шее дракона. Крылья оглушительно хлопнули — и всадники на громадном звере оказались в воздухе. За спиной у них взметнулись вихри снега. Харуз почувствовал, что дракон летит с неохотой, и спросил у Флавьель, в чем дело.
— Они не любят летать в теплом климате: движение их слишком сильно разогревает. Но здесь для них уже достаточно холодно. А чем выше мы будем подниматься, тем холоднее там будет.
Харуз не ощущал холода: волшебное тепло надежно окутывало его. Видимо, это было действием того зелья, которое дала ему чародейка. Даже его дыхание перестало клубиться белым облачком и оседать инеем. Он сбросил с головы капюшон из меха вальвина.
Они летели высоко над горами. Вершины оказались настолько острыми, что, казалось, могли порезать пальцы, если бы он до них дотронулся. Когда они прорвались сквозь слой облаков и оказались на ярком солнце, все стало блестящим и переливающимся: чешуя дракона, на котором они летели, одежда Харуза, покрытая изморозью, и развевающиеся волосы Флавьель.
