— Скажи, ты мог бы уговорить Машу остаться?
— Да.
— Тогда почему… Я верю дриду, что так можно отсрочить.
— И сделать несчастной Машу?
— Откуда ты знаешь? Может, наоборот, она дома будет несчастлива? А вдруг ее судьба — Рик? Ведь бывает так?
— Бывает. Но это должен быть ее выбор.
Лера потерлась щекой о тонкую ткань рубашки:
— Иди. Я же понимаю — тебе нужно к Рику.
Ведун с благодарностью коснулся макушки губами — Лера почувствовала его теплое дыхание, — и разжал руки.
Да и ей нужно остаться одной — свыкнуться с мыслью, что никогда не вернется домой.
Талем нашел Рика дальше по берегу, там, где деревья росли у самой воды. Княжич стоял, прислонившись плечом к березе, и задумчиво ронял из ладони в прибой мелкие камушки. Волны плескались у самых ног, норовя облизнуть сапоги.
— Ну что ты, Кир? — мягко спросил Талем, останавливаясь рядом.
— Я не хочу, чтобы они уходили, — сипло отозвался тот. — Мир погибнет…
— Не так уж сразу и погибнет, что-нибудь придумаем.
Рик бросил на учителя быстрый взгляд: тот же прекрасно понимает, о чем речь.
— Я просто не хочу, чтобы они уходили, не хочу! — княжич отвернулся, уронил руку на ствол березы, уткнулся лицом в сгиб локтя.
Талем испуганно качнулся к мальчику: он знал, что Рик может заплакать, слышал же ночью в шатре, когда княжичу стала известна правда о смерти мамы. Но тогда это были взрослые слезы, и мужчина не удержался бы от них. А сейчас Рик плакал по-детски, громко всхлипывая и вздрагивая всем телом. Ведун остановился в нерешительности: такие слезы хлынут только сильнее, если начать успокаивать. Можно было сказать: «Лера остается», — но вряд ли бы это сильно утешило мальчика.
Рик повернулся, глянул на ведуна покрасневшими глазами:
— Мы же больше никогда не увидимся.
Талем чуть вздрогнул: в доме, за запертой дверью, тоже кто-то плакал…
Маша вытерла слезы рукавом:
— Сима, ну что мне делать, если я хочу домой? Я к маме хочу, домой! Я не хочу тут оставаться!
— Значит, не останешься, — в который раз кротко повторила Сима. Сказала почти машинально, взвешивая для себя: а имеет ли она право уйти?
— А мир? Орон сказал…
— Машенька, ну не знаю я, — Сима устало потерла лоб. — Это тебе самой решать.
Слезы снова покатились по Машиным щекам. Сима чуть вздохнула: на самом деле Машка наверняка все для себя решила, и сейчас просто хочет найти оправдание. Но кто бы оправдал саму Симу…
Славка стянул куртку и встал перед зеркалом. Да уж, на нормального восьмиклассника он смахивает мало. Выгоревшие волосы неровно обрезаны кинжалом, кожа на лице обветренная и жесткая. А мускулы он накачал. Не так, как у парней, целыми днями торчащих в «качалке», но, думается, с ними бы он справился. Вот, правда, демонстрировать мускулатуру на пляже не захотелось бы. Клеймо на руке пустяк по сравнению с длинным шрамом на плече, еще одним от локтя к запястью, двумя на ребрах, одним чуть ниже ключицы, уж не говоря о следе залеченного ожога. Ласк с приятелями на тренировках, Волки, люди бэра Антана, — кто только не оставил свою метку. Ведун тоже — Славка глянул на ладонь правой руки. Да уж, хорошо, что он тогда был без сознания!
«Избушка-избушка, встань к лесу передом», — пробормотал он невесть откуда взявшуюся сказочную присказку и повернулся к зеркалу спиной, выворотив голову. Постарался палач: следы от кнута и ножей так и не сошли.
Влада тогда, у Ласка, все-таки пожалели, точнее, хозяйское добро поберегли — били не в кровь, а до багровых вспухающих полос — меток не осталось. А вот Алешке тоже шрамы носить. И Косте… Славка вспомнил, как Талем растирал тому грудь и спину вонючим настоем. Вот уж не думал, что скрипач пойдет на такое из принципа и сумеет настоять на своем.
Славка шагнул ближе к зеркалу, почти уперся в холодную поверхность носом. Хорошо еще, от кольца Михана следов не осталось. Не для себя хорошо — для девчонок. Им-то каково было бы такими возвращаться.
Хлопнула дверь — Алешка. Славка неторопливо подхватил куртку, натянул.
— Я вот чего думаю, — друг оседлал стул, уперся кулаками в спинку: — А что мы скажем дома? Где нас черти больше полугода носили? Если правду — поедем всей компанией в психушку.
— Да ерунда! Скажете, мол, чеченцы захватили. И все дела.
«Дурак!» — у Славки холодом обдало щеки. Проговорился! И быстро, чтобы не заострять внимание на выскочившем слове, заговорил:
— Ну бред, конечно, зато ничего объяснять не надо. Куда везли — не видел, куда привезли — не знаю. Не нужно придумывать, откуда такие рожи поцарапанные. А что? Вон, по телеку послушаешь, бывает так. Главное, дурочку гнать. И одежда сойдет. Рубахи да рубахи.
— Что значит — «скажете»? — перебил Алешка, медленно произнеся последнее слово.
Славка вздохнул. Скрывать — да, но обманывать не хотелось.
— Я остаюсь. Понимаешь, и уйти не могу — получается, Рика бросаю. И дома… Лешка, ну как я буду дома, сам посуди? — Славка передернул плечами, но вспомнил не шрамы, а видение в Колодце. — Вот и получается, что я — остаюсь.
Алешка положил подбородок на кулаки, уставился в угол комнаты.
Славка помялся, но все-таки решил договорить:
— Знаешь, я же Антона убил. Да, я сам убил! Ножом. Я убил своего, понимаешь? Думал, без проводника Волки не догонят. А тут меня как раз отжимать стали по тропинке. Ну, я понимал, что меня сейчас прикончат. Недолго продержался, — Славка чуть не усмехнулся. — Мне просто в начале повезло. Вот, а Антон как раз близко был. Я подумал: он же проведет. И вас всех положат. Ну, ножом и… Знаешь, так точно попал, — усмешка с его лица не сходила, но стала страшной, губы затвердели. — Он сразу умер. Мне кажется, даже и не понял толком, что произошло. Вот. Получается, если бы только ранил, Орон бы его спас. Представляю, как бы мы тут… Я не знаю, как это связано. Но если бы я его не убил, я бы еще как-то подумал, чтобы вернуться. А сейчас — не могу. Так что… Когда в Гильдии раба, Риктора, убил, так крышу сорвало, а сейчас… Антона жалко, но знаешь, как-то так, словно он под обвал попал. Ну, что это не я, а как бы стихия. Просто не повезло парню. А потом как по голове даст, и сразу Колодец вспоминаю. Как я там с мечом стоял. И такое… хоть беги черт знает куда, хоть на стенку лезь. Зубы стисну, чтобы не орать. А чего орать, на кого орать…
Славка приподнял и опустил плечи.
— Тебе нужно вернуться, — Алешка выделил «нужно». — Ты тут совсем спятишь.
«Я — уже», — подумал Славка, но вслух сказал другое:
