Уже почти полгода он жил в гордом одиночестве в Серых Водах, снимая дом у средней дальности родственника, а именно троюродного брата. Первые двадцать лет жизни Владислава Микурова были весьма унылы и беспросветны: сначала гиперопека, потом гиперконтроль от матери, упорно не желающей признать, что сын вырос, - видимо, не хотелось думать, что она уже не так молода, как бы хотелось, и что порожденный ею человек способен на какие-то самостоятельные действия, а кроме того, полный контроль означал и полный контроль за собственной жизнью. Запрещалось все, что можно было запретить, но каким-то образом Кореец смог самостоятельно освоить некоторые деятельности, позволявшие и без официальной работы зарабатывать себе на кусок хлеба и разные нужные и не очень штуки, однако же и эта инициатива строго пресекалась – видимо, было мало, что сын контролируется на уровне семилетнего мальца, нужно было, чтобы он еще и был полностью финансово зависим. Но, как известно, сколько веревочке не виться, а конец будет, и Кореец из дома все-таки сбежал.
При допросе его деятельной маман всех известных ей людей, могущих так или иначе быть причастными к побегу сыночки-корзиночки, тот самый троюродный брат Алексей сделал морду ящиком и заявил, что уж куда, куда, а к нему Кореец не побежит точно, потому как у того жена и дети, он сам-де уже взрослый человек, прекрасно знающий и осознающий, что такой незрелой личности, как Владик, пока что крайне опасно отдаляться от мамы больше чем на сто метров и оставаться без присмотра больше чем на двадцать минут: он, видите ли, обязательно скатится, свяжется с плохими парнями, начнет бухать, ширяться, играть на деньги и заниматься сексуальными девиациями. Жена брата тоже ему поддакивала, делая вид, что понимает ее безмерно и желает скорейшего возвращения неблагодарного отпрыска в лоно семьи. Самому же Корейцу после того случая позвонила Наталья и предупредила, чтобы сидел тише воды и ниже травы: эта тетя всех на уши поставит, вынесет мозг начальникам всех ведомств вплоть до ФСБ, чтобы сорванца поскорее доставили домой на воспитательную порку и лишение прогулок на неделю. Самой же этой потерявшей чувство реальности даме, судя по всему, было невдомек, что над ее «горем» уже все в открытую подсмеиваются: из дома сбежал, хочет она или не хочет, а уже далеко не ребенок, и сбежал не на пустом месте, а по очень даже веской в его почтенные годы причине.
И тем не менее, несмотря на избавление от неразумного родительского гнета, жизнь Корейца кардинально не изменилась и продолжала быть скучной. Кроме периодического, два-три раза в месяц, пития слабоалкогольных напитков с господами Ахмелюком и Букаревым, да еще неограниченного пожирания известного салата из моркови, за что его и прозвали Корейцем, почти ничего не изменилось. Дерганность Корейца, исчезнувшая было в день побега, уже спустя неделю вернулась на место, питался он (ну, кроме все того же салата) практически по старым стандартам, не решался пить кофе и употреблять фастфуд, о девушках и вовсе речи не шло, правда, здесь проблема состояла еще и в том, что в Серых Водах Кореец никого почти не знал. Ну, еще можно было смотреть аниме без нотаций сначала про «эти мультики сделаны натовцами для зомбирования русских детей», а потом про «это порнуха для извращенцев, чтобы я этой мерзости в доме больше не видела!». Даже с учетом того, что пошлого аниме с шутками про задравшиеся юбки Кореец не употреблял.
Он работал. Захваченные из родного дома шестьдесят две тысячи четыреста рублей, скопленные на упорном фрилансе в качестве программиста – у Корейца к этому делу обнаружился талант - лежали почти нетронутыми, с учетом того, что он не прекращал работать ни на один уикенд, это было неудивительно. Фактически деньги он тратил только на еду и оплату жилья и интернета. Зачем, спрашивается, сбежал?... Нормальная жизнь нормальных людей взамен своей, унылой, насквозь прошитой материнским контролем за времяпрепровождением, нравственностью и образом жизни, казалась сказкой тогда и продолжала казаться по сей день. Вроде бы все условия для этого были: работа есть, деньги есть, жилье съемное, но все-таки есть. А вкус к жизни из него выбить уже успели. Лежа на кровати, Кореец осознавал это, но не знал, каким еще инструментом ему продолжать разбивать эту скорлупу, чтобы вылупиться наконец из яйца «сыночки-корзиночки», которому напитки с кофеином пить мама не велит, зато два стакана молока в день обязательны. Вообще, в теории, положение могла бы поправить женщина, но какой женщине нужен маленький мальчик, который даже бессмысленные родительские запреты выкинуть на свалку истории не в силах? Положение мог бы поправить друг-алкаш, но как бы нелепы ни были загибы матери, алкаш – это все же дело деструктивное, а потому друг-алкаш тоже не выход. Тем паче что Кореец искал нормальную жизнь, а не сомнительные пьяные приключения. Одним словом, в окружении Корейца не было никого, кто мог бы долбануть по этой скорлупе снаружи. Точнее, те, кто мог – были, но сами они проблемы не замечали, а на какой козе к ним подъехать с такой просьбой, Кореец не мог сообразить. Так и приходилось продолжать жить по священным устоям, вбитым в отчем доме.
Пару раз его посещала идея попробовать найти отца, но Кореец знал о нем лишь, что тот продолжает жить в Керыле. Как сын Кореец его не одобрял, как мужчину и как человека вообще – понимал: долго с его матерью не выдержит никто, даже он сам двадцать лет держался и в конце концов спасся бегством. Кроме того, попытка найти его была бы непременно связана с выходом на других родственников, которые не знали о его, Корейца, местонахождении и могли бы сдать его матери. Да и потом, даже если он его найдет: зачем отцу сваливающийся на голову двадцатилетний сын? Захочет – сам его найдет, он знает, как. А то еще вздумает его, опять же, сдать назад на существование по стандартам для пятилетних детей, которых на полчаса одних не оставишь: первое, что они сделают, это найдут спички, полижут качели в мороз, потыкают гвоздями во все обнаруженные розетки и займутся иными – причем, спровоцированными взрослыми! – дуростями.
Обо всем этом Кореец думал, лежа на кровати и безучастно разглядывая потолок, и даже не сразу заметил, что в дверь к нему стучатся.
На пороге вместо ожидаемого Ахмелюка с предложением залить в себя пару литров «Вяжерского берега» стояла, как ни странно, Наталья – та самая, что упорно не хотела сдавать дом Корейцу. А работу тогда так и не нашла.
- Спишь? – с порога спросила она.
- Лежу. Спина болит.
- Что как? Ты же не физическим трудом занят?
- Да была причина, долго рассказывать, - вздохнул Кореец: оправдания для такого неожиданного визита он заранее не заготовил, а рассказывать ей про драку с Сычом не хотелось, да и неизвестно, какой из этого она сделает вывод.
Не задавая более очевидных вопросов, Наталья поднялась в дом, оглядела комнаты, в которых с января почти ничего не изменилось, кроме ноутбука и кучи дисков на столе, да еще небольшого количества барахла Корейца, и спросила:
- Так ты что, больше ничего не делаешь, только в игрушки играешь тут?
- Почему в игрушки? – покосился Кореец. – Работаю.
- Кем? Троллем на форуме?
- Программистом, так-то.
- И ничего, хочешь сказать, в твоей жизни с тех пор не изменилось? Просто живешь отдельно от матери, и все? Ни подругу не нашел, ни кошку не завел, ничего?
- По сути, да. Нет, ну кое-что изменилось, конечно, мне никто теперь не составляет расписание, когда мне вставать, есть, ходить в сортир, какие фильмы и книги подвергать ознакомлению, а какие нет.
У нее вытянулось лицо – и Кореец не мог сказать, по какой именно причине: из-за отсутствия в жизни его явных изменений или из-за висящей в углу паутины и крошек на столе.
- Ну а работа, учеба?...
- Так я же и так работаю, денег мне хватает.
- Ну это сейчас тебе хватает. А вот когда у тебя появится девушка, что ты будешь делать?
