— Бартоломео Диаманте, он же — отец Варфоломей, наш компетентный специалист в вопросах не только искусства, но и веры, и всего, что водится в человеческих душах, — Себастьен считает своим долгом представить всех. — Лодовико Сан-Пьетро — мой друг и заместитель, госпожа Кьяра — его дочь. Она проявила большой интерес к истории вашего семейства, как в фактах, так и в легендах, равно как и госпожа Франческа — это сотрудница её высочества, — небрежный кивок в сторону Элоизы. Госпожу Перссон вы должны знать, она провела здесь у вас немало времени. Остальные — мои люди.
— Моя супруга Лоренца, мой младший сын Пьетро, — столь же церемонно произносит хозяин и представляет молодого человека в воротнике и даму в синем с золотом платье, которая всё время напряжённого разговора стояла снаружи и разве что прислушивалась.
— А почему госпожа Лоренца на портрете в другом платье? — громким шёпотом спрашивает Кьяра.
— Потому, что танцевать она больше любит в этом, — пожимает плечами Пьетро. — Дамы и господа, родичи, друзья и гости, мы рады приветствовать всех на вилле Донати. Пусть сияет свет и звучит музыка, как здесь было от века. Радуйтесь и веселитесь, ибо это наша ночь, так заведено, и так будет. Монсеньор Алессандро, возьмёте ли вы на себя снова почётную обязанность быть распорядителем нашего празднества?
— О да, — кивает монсеньор Алессандро, мужчина в синем бархате, его светлые локоны достают до плеч, перстни брызжут блеском драгоценных камней, а плащ переливается золотыми нитями подкладки.
Он делает кому-то знак, и откуда-то, непонятно откуда, звучит музыка. Элоиза знает эту музыку — это павана середины шестнадцатого века, ей доводилось под неё танцевать.
Хозяева и местные жители бойко становятся в пары — Пьетро с Лоренцей, Барбареллу приглашает монсеньор Алессандро, остальные кавалеры тоже быстро находят себе дам. Возле них останавливается совсем молодой человек в тёмном костюме — как будто это двадцатый век между мировыми войнами. Он вежливо наклоняет голову и представляется:
— Донателло Донати, к вашим услугам. Могу ли я пригласить эту даму? — он спрашивает Лодовико и кивает на Кьяру.
— Можете, — скупо соглашается Лодовико, получив от Кьяры подтверждающий кивок.
Кьяра робко улыбается, быстро надевает перчатки и подаёт руку.
— Ваше высочество, не желаете ли танцевать? — спрашивает Себастьен.
— Да, монсеньор, благодарю вас.
— Но я не знаю этого танца.
— Не страшно. Если я что-то понимаю — мы сейчас будем ходить пешком колонной, следуя за первой парой. Возможно, если мы встанем вот за этими людьми, то сможем смотреть на их ноги и делать то же, что и они.
— Вот ещё, зачем мне их ноги? Я уж лучше потом взгляну на ваши, — смеётся он.
— Договорились, — кивает она с самым церемонным видом, на какой сейчас способна.
Колонна начинает движение по бальной зале.
14. Экспонаты и хранители
После открывающей паваны был объявлен вальс. В нём решились поучаствовать даже те из гостей, которые во время первого танца стояли и смотрели — там-то непонятно что, а здесь-то вальс, это знают все. Кьяра заметила, что танцевать пошли и Франческа с Октавио, и Джованнина с Карло. Монсеньор и донна Эла стояли вместе с доном Лодовико и что-то обсуждали. А сама она украдкой разглядывала своего неожиданного кавалера и, страшно сказать, очень стеснялась. Что-то мешало ей вести себя, как обычно со знакомыми парнями, и она не могла понять, чем отличается от других именно этот. Даже если бы он не был непонятно кем, странной сущностью, возникшей из старинной фотографии.
— Скажите, почему вы решили пригласить меня на танец? Мы ведь незнакомы? — она подняла на него взгляд и несмело улыбнулась.
— Именно поэтому. Увы, так сложилось, что я последний в этом клане, и все остальные гости сегодняшнего праздника старше меня. У них другая жизнь и другой жизненный опыт. И даже регулярные вылазки в современный мир этому не очень-то помогли, все смотрят на всё теми глазами, к каким привыкли раньше, во время своей нормальной земной жизни. Они не очень-то любят гостей, почти все. И они здесь давно, а я — недавно. И я всегда рад, если к нам случайно попадает кто-то из нынешней жизни. Можно не просто потанцевать, но и поговорить. Вы близки мне по объективному возрасту и очень красивы. Отчего бы не потанцевать и не поговорить с вами? Как так получилось, что ваш отец взял вас сюда?
— Я сама не поняла, как так получилось, но госпожа Барбарелла пригласила и меня тоже, — надо же, «очень красивы»! Или их раньше прямо учили делать комплименты, а нынешних не учат, или что это вообще? — Я приходила к вам в музей, и мне очень понравилось. И ваша история понравилась. И читать разные апокрифы про вас всех было очень интересно.
— Какие апокрифы? — рассмеялся он.
Он очень здорово смеётся. Заразительно.
— Написан целый роман про всю вашу семью, вы не знали? Да наверное нет, ведь он существует только в сети, а на бумаге его никто не напечатал, но вы, наверное, и про сеть не знаете?
— Господин Казолари рассказывал тем, кто оказался здесь до меня. Я не представляю, как это выглядит, но могу вообразить некое волшебное хранилище, к которому у всех в любой момент есть доступ и где можно получить ответ на любой запрос.
— В принципе да, так и есть, но только никогда нельзя стопроцентно доверять той информации, которую получишь, иногда книги вернее, — улыбалась Кьяра.
— Так это и с любой обычной библиотекой так, автор текста говорит только то, что может сам постичь и изложить.
Кьяра достала из сумочки телефон и только хотела показать, как выглядит эта самая сеть и книги в ней, но оказалось, что телефон выключен и не включается!
— Ой, я не могу показать вам, — огорчилась она.
— И не нужно. Год назад гости тоже говорили, что у них не включаются телефоны. Это же телефоны так сейчас выглядят, я правильно запомнил?
— Да, правильно, — Кьяра со вздохом убрала гаджет обратно в сумочку.
— Скажите, вы чем-нибудь занимаетесь? Кроме того, что дочь строгого отца?
Надо же, «дочь строгого отца», она потом расскажет это дону Лодовико! Но монсеньор молодец, такое представление сняло все расспросы — кто она да что здесь делает.
— Я учусь в университете и работаю. Вы ведь тоже учились в университете?
— Да, я изучал историю. А что изучаете вы?
— Дизайн. Но я пока ещё только первокурсница, у нас есть и просто история, и история искусств. Мне очень повезло, что я работаю в палаццо Эпинале, и его высокопреосвященство разрешает мне пользоваться его прекрасной библиотекой!
— Вы любите читать?
— Да. Расскажите, что вы читали? Что было модным в ваше время?
— А вы готовы разговаривать дальше и танцевать? Пока звучат вальсы, их уже научились танцевать все, даже те, в чьё время их не было и быть не могло. Кстати, а сейчас танцуют вальс?
— Обычно нет, но я танцую. И остальные наши тоже танцуют. У нас летом был праздник, юбилей его высокопреосвященства. И донна Эла нас всех научила. Она танцует лучше всех, она и монсеньор. Видите? — Кьяра кивнула на кружащуюся по зале пару.
— Тогда я позволю себе пригласить вас ещё на один танец. Мне что-то рассказывали про этикет, но со всеми своими родственницами я знаком и танцевал не раз, а вас вижу впервые, и что-то мне подсказывает, что утром мы расстанемся навсегда. Поэтому прошу вас.
Маркиз Донателло Донати подал Кьяре руку, она поклонилась, подала свою и встала с ним в пару.
* * *
Вальсы звучали с четверть часа, и за это время гости и хозяева присматривались друг к другу. Иногда Элоиза видела снисходительные усмешки в глазах обитателей виллы — как будто все Донати знали о пришедших снаружи что-то, неведомое им самим. Она больше не ощущала угрозы, только любопытство. Но танцевали живые — с живыми, а нарисованные — с нарисованными, за исключением молодого маркиза Донателло, того самого последнего в роду, который как пригласил Кьяру, так и продолжал с ней разговаривать. Видимо, они нашли какие-то темы для беседы.
