Несмотря на вечернюю росу, довольные хозяин со слугой битых два часа пили чай на ступеньках заднего крыльца дома. Галлея они не любили единодушно — за наглость, пренебрежение к старикам и склонность к мотовству. Вдосталь насладившись картинами ареста и обыска, они дали людям Стеарина слаженные показания и улеглись спать.
Метрополис закрыл веки, упиваясь покоем и блаженством. Конечно, после долгого сидения на ступеньках у него наверняка разыграется радикулит — но ведь дело того стоило!
Неожиданно до его слуха донеслись какие-то странные шорохи. Он открыл глаза и был ослеплен потоком яркого, неестественного света, бьющего ему прямо в лицо. Метрополис испуганно сел на кровати и принялся тереть глаза. Постепенно зрение вернулось. Он увидел перед собой освещенный прямоугольник, в котором стояла рогатая фигура. Старый маг взвизгнул, хотел отползти, но ему помешала спинка кровати.
— Где венец? — ровным тоном спросил рогоносец. — Ты не тот, у кого он был прежде.
Метрополис почему-то сразу подумал о Прибое. То-то у него, мерзавца, руки так тряслись!
— Верни мне венец! — потребовал рогатый.
Неведомая сила подняла Метрополиса с кровати. Он покорно пошел к тайнику. Отключил ловушки, вынул обод. Принес в спальню и положил к ногам рогоносца. Тот нагнулся. Попробовал взять обод, но пальцы скользили по серебру. Рогоносец задумчиво посмотрел на обод, на Метрополиса. Спросил:
— Как он к тебе попал?
Метрополис честно изложил всю историю приобретения обода. Рогатый пару раз щелкнул пальцами, чего Метрополис страшно испугался, хотя никакого вреда ему это не принесло. Велел показать ему золотую монету. Кивнул, достал из кармана маленький брусочек и стал нажимать на крохотные выступы. Метрополис ожидал немедленной смерти, но рогатый назвал брусок Максом и о чем-то с ним поговорил. Выслушав еле слышные ответы живого брусочка, он повернулся к Метрополису. Тот взглянул в бездонные, пронзительно-синие глаза гостя и услышал приговор:
— Сиди здесь. Держи венец под подушкой и не смей никуда уходить. Через час ты получишь тысячу золотых, а я заберу венец.
— А-а-а?.. — прохрипел Метрополис.
— И не вздумай пялить его на голову. Подохнешь, понял?
После этих ободряющих слов синеглазый рогоносец движением руки закрыл проем, и в спальне Метрополиса наступила полная темнота.
Глава 9
Домой я возвращалась в приподнятом настроении. Визит к маме с бабушкой прошел удачно. Мамулю очаровали пошлые ярко-желтые розы, которые ей презентовал Максимилиан. Она заявила, что подобный «прощальный» букет ей никто никогда не дарил, и уже наверняка не подарит. А ей, оказывается, всегда такого хотелось. После этого заявления она, припевая, уволокла букет в свою комнату, а Максимилиан победно на меня посмотрел. Получилось, что я зря закатила ему скандал в цветочном магазине. Бабуля тоже осталась довольна — ей перепали три орхидеи в коробочке, и она носила их за собой по всему дому. Ужин с шампанским прошел на высоте. Максимилиан не стеснялся веселить маму с бабушкой пошлыми анекдотами. А эти две ярые поборницы моральной чистоты не стыдились хлестать шампанское и гоготать во все горло. Вот и пойми престарелых родственниц! Когда я на кухне чашку разбила и в сердцах выругалась, хором на меня орали. А то же самое из уст Максимилиана — с превеликим удовольствием.
Сидели мы, правда, недолго. Максимилиан рано запросился спать и вырубился в южной спальне, как бревно. Исключив всякую возможность эротических развлечений, о которых я начала подумывать. Просто так, назло Игнатову.
Дорожные разговоры особого улова не принесли. Я выслушала гордое заявление Максимилиана, что у него семеро детей от разных жен и узнала, что Джилла — пятая супруга по счету. О псах и балахонах он говорил уклончиво.
— Я же тебе уже объяснял! — он перестроился в левый ряд и прибавил скорость. — Они патрулируют миры, запрещенные к посещениям.
— Это я поняла. А почему, собственно, тебе нельзя находиться в нашем мире? По-моему, ты не беглый преступник и не контрабандист!
Максимилиан фыркнул:
— Ничего криминального в моей биографии нет, поверь на слово.
— Тогда в чем причина? — нахмурилась я.
— Ваш мир не входит в Содружество, — неохотно проговорил он. — Посещение таких миров… Как бы сказать доступнее? Почему карается изнасилование, Маша?
— Ну… — попыталась сформулировать я. — Это жестокий поступок. У жертвы не спрашивают согласия, ей больно, обидно… травмы не только физические, но и моральные. В душе может остаться неизгладимый след, который испортит жизнь.
— Ты все замечательно объяснила, — кивнул он. — Вот и наше несанкционированное посещение по большей части оставляет в памяти обитателей мира боль и обиду. А то и неизгладимый след.
Я хотела уточнить, что значит «несанкционированное». Прикинуться дурой и сделать вид, что не знаю этого слова. Но он ухитрился как-то ловко повернуть разговор на мои замужества, и я, не знаю почему, выложила все, как есть. Унылую историю первого брака с Игнатовым и романтически-криминальную — второго. Рассказала я и про то, что последние три года веду тихую, почти затворническую жизнь.
— Раньше, пока я не работала дома…
— А где ты еще работала? — заинтересовался Максимилиан.
— О… — рассмеялась я. — В самых разных местах. И в библиотеке — по распределению после училища. Я же тебе говорила, что мы с Игнатовым познакомились в библиотеке!
— Я думал, вы там вместе читали, — усмехнулся он.
— Нет, я там работала. Это было так нудно!.. Техническая литература, ужас. Потом я вышла за Игнатова замуж и уволилась. Потом развелась. Немножко помогала Таньке с рекламными буклетами, у нее вечно была путаница с цветами. Вела развивающие занятия в бывшем ДК — учила малышню рисовать гуашью и акварелью. Потом работала на обработке результатов переписи. Пока результаты не закончились. Я как раз была второй раз замужем…
Максимилиан вздохнул и покачал головой.
— Но бабуля несмотря ни на что оплатила мне курсы и купила ноутбук. Сказала: попробуй изменить свою жизнь, научись чему-нибудь новому. И я стала потихоньку учиться. На первых порах меня сильно поддержала Танька. Она работала в большом рекламном агентстве и у нее была куча левых заказов. Она передала мне газетенку «Зори дачника», и я…
— Кто такая Танька? — отрываясь от дороги, повернулся ко мне Максимилиан. — Ты упоминаешь ее уже в третий раз. А сама перед этим говорила, что у тебя нет подруг.
Я немного помолчала, решая, стоит ли выкладывать Максимилиану правду или просто отделаться фразой «Да мы давно поругались». Потом подумала, что врать смысла нет.
— Она и была моей единственной подругой. Она пропала… подожди, да, два года назад. Продала квартиру и исчезла вместе со своей собакой. Эрдельтерьером. Ну и… в общем, я не знаю, жива она или нет. Скорее всего — нет.
Максимилиан уловил недосказанность. Кинул на меня вопросительный взгляд.
— Перед исчезновением она совсем… помешалась. Говорят, у нее была шизофрения, — неохотно продолжила я. — Вполне возможно. Она говорила и делала очень странные вещи. Родственников у нее не было, только какая-то двоюродная тетка, с которой они не ладили. Не знаю, подавала ли тетка заявление в милицию… Наверное, подавала. Но мне, как ты понимаешь, никакие результаты неизвестны.
— Надо ее поискать!
— Как? Ходить по людям и спрашивать, не видели ли вы даму с эрдельтерьером? У меня нет ни одной ее фотографии! Я сама не люблю фотографироваться, она тоже не любила… не любит, не знаю, как правильно сказать. В адресном столе есть только ее старые координаты…
— Я не знаю, что такое адресный стол, — улыбнулся Максимилиан. — У меня другие методы. У тебя остались какие-нибудь ее вещи? Побрякушки, перчатки, сумочка?
Я задумалась. Что-то было, да… А что? Блузка? Нет, не блузка… Мысль сбилась от звонка сотового телефона. Скрытый номер с ходу спросил:
— Макс?
— Нет, — удивленно ответила я.
— А где Макс? Это Феликс.
