Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

— Ответ труса.

— Да.

— Даю еще миг. Пораскинь умишком.

Вокруг смыкалась тьма. Рот наполнила пена, он ощутил вкус крови. — Вайвел! Выбираю вайвела!

Сапог скользнул в сторону. Рука схватилась за веревку, которой он подпоясывался. Пальцы сжались — он поднялся в воздух, изогнувшись дугой, мотая головой. Мир перевернулся перед глазами. Он поднимался, пока не ощутил себя сидящим между ее бедер.

Почувствовал, что с него сорвали плащ. Рука стащила набедренную повязку, холодные железные пальцы сомкнулись на…

Он зарычал.

И был пронзен. Огонь в крови. Пламя в чреслах и спине, когда она снова и снова втыкала руку, тянула…

Наконец он забился в судорогах.

Рука ослабила хватку; раб с грохотом упал на землю.

Как она ушла, он не слышал. Вообще ничего не слышал. Ничего, кроме ритмов двух своих сердец. Их биение нарастало. Ближе и ближе…

Некоторое время спустя кто-то уселся рядом с Удинаасом.

— Должник.

«Кто-то заплатит». Он чуть не засмеялся.

Рука на плече. — Удинаас. Где это место?

— Не знаю. — Он повернул голову, уставился в испуганные очи Пернатой Ведьмы. — Что тебе сказали плитки?

— У меня их нет.

— Подумай о них. Брось их в уме.

— Что ты знаешь об этом, Удинаас?

Он медленно сел. Боль ушла. Никаких ран и даже царапин, лишь слой пыли. Он потянулся за плащом, чтобы прикрыться. — Ничего.

— Тебе не нужно гадание, — ответила она, — чтобы знать, что случилось с тобой.

Он горько улыбнулся: — Я знаю. Заря. Самая страшная Дочь Тисте Эдур. Менандора. Она была здесь.

— Боги Тисте Эдур не навещают летерийцев…

— А меня да. — Он поглядел вдаль. — Она… гм… использовала меня.

Пернатая Ведьма встала. — Тебя забирает кровь вайвела. Ты отравлен видениями, Должник. Безумие. Мнится, будто видишь то, что недоступно другим.

— Погляди на землю вокруг, Пернатая Ведьма. Она их зарубила.

— Они уже давно мертвы.

— Но они двигались. Видишь эту борозду — один из них тащил меня. Это след моего тела. Вон следы от копыт ее коня.

Но она не смотрела. Ее взор был сфокусирован на Удинаасе. — Это мир твоего собственного воображения. Ум осажден ложными видениями.

— Брось плитки.

— Нет. Это мертвое место.

— Кровь вайвела жива, Пернатая Ведьма. Кровь вайвела — вот что связывает нас с Тисте Эдур.

— Невозможно. Вайвелы — отродье Элайнтов. Они драконья помесь, и даже сами драконы их не контролируют. Они из Оплота, но они дики.

— Я видел белого ворона. На берегу. Вот почему я поспешил к тебе, надеялся предупредить, прежде чем ты бросишь плитки. Я хотел прогнать его, но в ответ услышал смех. Когда на тебя напали — я думал, это Белый Ворон. Но разве не видишь? Белое, лик Менандоры, лик зари. Именно это и показал Фулькр.

— Твое безумие не коснется меня, Должник.

— Ты просила солгать Уруфи и другим Эдур. Я сделал, как ты сказала, Пернатая Ведьма.

— Но теперь тебя забрал вайвел. Скоро ты умрешь, и даже Эдур бессильны помочь. Едва они поймут, что ты заражен, они вырежут сердце из твоей груди.

— Ты страшишься, что я становлюсь вайвелом? Такова моя участь?

Она качала головой. — Это же не поцелуй Солтейкена. Это болезнь, атакующая твой мозг. Яд, замутняющий твои мысли.

— Ты действительно здесь? В моем сне?

После этого вопроса ее силуэт стал прозрачным, заколебался и рассеялся, словно унесенный ветром песок. Он снова был один.

«Я никогда не проснусь?»

Движение в небе заставило его повернуться.

Драконы. Два десятка тварей, несущихся прямо над зыбким горизонтом. Вокруг них скопище вайвелов — словно мушки.

Внезапно Удинаас понял кое-что.

«Они идут на войну».

Труп умершего покрыли листьями морока. В следующие несколько дней листья начнут гнить, пятная янтарный воск синеватыми прожилками, пока усеянное монетами тело не станет смутной формой, словно в ледяной глыбе.

Тени в воске, навсегда обернувшие павшего из племени Бенеда. Гавань для блуждающих духов в выдолбленном стволе.

Тралл стоял подле тела. Ствол Черного дерева все еще выдалбливали в неосвещенном помещении около цитадели. Живое древо сопротивляется попыткам придать ему иную форму; но оно любит смерть, и потому его можно «уговорить».

Далекие крики в деревне — голоса, поднявшиеся в последней молитве к Дочери Сумрака. Несколько мгновений до прихода ночи. Пустые часы, когда даже самая вера должна застыть, просто сохраниться. Ночь принадлежит Предателю. Тому, кто желал убить Отца Тень в момент наивысшего триумфа и почти преуспел.

Серьезные разговоры в это время суток запрещены. Темнотой правит обман, незримое дыхание, которое каждый может втянуть в себя и заразиться. Сейчас не куют мечей, не входят в дом, где живут девушки. Заключить в такой час брак — значит накликать злую судьбу. Рожденный в этот час ребенок подлежит смерти. Любящие не касаются друг друга. День умер.

Вскоре взойдет луна, и тени снова вернутся. Как Скабандари Кровавый Глаз явился из тьмы, так явится и мир. «Предателя ждет провал». Иначе не может быть, или миры падут в хаос.

Он глядел на кучу листьев, среди которых скрылось тело воина. Он сам вызвался стоять на страже первую ночь. Нельзя оставлять тело Эдур в час, когда подкрадывается темнота, ибо ей все равно, просочиться в дыхание горячее или холодное. Труп может вызвать жестокие ссоры так же легко, как любой живой. Ему нет нужды самому говорить или делать оскорбительные жесты. Другие охотно сделают это за него, вытащат мечи или ножи.

Ханнан Мосаг объявил это гнуснейшим пороком Эдур. Старики и мертвецы первыми шепчут слово «месть». Старики и мертвецы — у одной стены, и если мертвецы стоят к ней лицом, старики стоят спинами. За той стеной забвение. Они говорят о прошлом и чувствуют потребность вести юнцов старыми путями, только чтобы придать значение всему, что они узнали и совершили.

Отныне кровная месть запрещена. Месть — преступление, ведущее всю кровную линию к безжалостной казни.

Тралл Сенгар стоял над трупом в тени дерева и видел, как его брат Рулад идет в лес. Незаметно крался он от окраины села в этот темный час, скользя словно призрак.

В лес, на северную дорогу. Ту, что ведет на кладбище, избранное для погребения воина племени Бенеда.

Туда, где стоит в ночном бдении одинокая девушка.

«Это может быть попыткой… обреченной на провал. Или очередной встречей из многих. Ее не предсказать. Все женщины непредсказуемы. Но не он. Он опоздал на войну, потому его пояс пуст. Видно, решил омыться кровью иным путем.