— Ничего.
— И ты ничего не хочешь предпринять, чтобы оправдаться?
— Зачем? Это бессмысленно. Вы ведь всё равно не собираетесь оставлять меня в живых, а свою совесть я буду оправдывать не перед вами.
— Перед кем же, интересно знать?
— Перед тем Единственным, кто имеет право судить.
— Ты хочешь попросить у кого-нибудь прощения?
— Да. — Рауль помолчал, прикрыв глаза. — У тех, кого я не смог спасти. Впрочем, теперь они всё равно не увидят эту запись.
— Ты хочешь что-нибудь сказать жителям Эвена напоследок?
— Будьте людьми, а не покорным быдлом в руках мерзавцев.
— У тебя есть какие-нибудь пожелания?
— Есть. Принесите мне гитару.
— Зачем? — удивился голос.
— Раньше играть мне не позволял статус, — ответил Рауль. — Теперь можно.
Кажется, прошла целая вечность, заполненная лишь музыкой, сутки или двое. Рауль играл на гитаре старые песни, пытаясь забыть обо всём. Время вновь возобновило свой ход, лишь когда дверь неожиданно открылась и в камеру вошёл Авель Рой. Он надменно сложил руки на груди. Красивое лицо исказила усмешка.
— Я полагаю, ты достаточно разумен, чтобы мне не пришлось оставлять здесь охрану? — спросил Авель.
— Если ты предоставишь мне возможность набить тебе морду, я это сделаю, — произнёс Рауль с внешним безразличием. Внутри, однако, взметнулся огонёк ненависти.
— Не предоставлю. Ну как, Нарелин, тебе не жаль всех, кто погиб из-за тебя?
— И это говоришь ты, отправивший их на смерть?! Спроси о жалости к себе.
Авель наклонился к Раулю, и лицо прокурора искривила злая усмешка.
— Жалость к твоим прихвостням? О нет, дорогой друг. Я хочу стереть с лица земли всё, что связано с тобой, так, чтобы и памяти о тебе не осталось!
Рауль вздохнул.
— Я мог бы говорить с тобой как с достойным врагом, Авель. Но вижу, что ты не заслуживаешь такой чести.
— Думаешь, я воспринимаю тебя как врага? — с нарочитым презрением осведомился Авель. Он подошёл к Раулю и приподнял его лицо за подбородок. — Ты всего лишь зарвавшийся щенок, Нарелин Эльве, пет, монгрел и преступник… — Он прищурился. — Я хочу, чтобы ты принял свой подлинный облик.
— Зачем?
— Разве ты и умереть хочешь в чужом облике?
— То, за что вы собираетесь меня убить, я делал именно в нём. Согласись, было бы логично в этом облике и умереть.
— Мы судим Нарелина Эльве, а не Рауля Найрэ. Или ты боишься?
— Авель, — Рауль улыбнулся, — я не ведусь на подначки.
— Я хочу, чтобы ты принял свой старый облик… и тогда обещаю — твой Клео умрёт мгновенно. Но если ты откажешься, он будет умирать долго и мучительно. Выбирай.
Рауль замялся.
— Хорошо. Только отвернись, — сказал он наконец. — Это не слишком эстетично.
— Не беспокойся о моих нервах.
Рауль пожал плечами и опустился на пол, согнулся, обхватив себя руками. Лишь через минуту он снова поднял голову. На Авеля смотрел уже Нарелин — черноволосый мальчишка с дерзким взглядом.
Авель обошёл вокруг Нарелина, пристально его рассматривая. Теперь блонди был на голову выше.
— Действительно, просто мальчишка… Ну что ж, это мне нравится. Так гораздо соответственней.
— Болван ты был, Авель, болван и остался. — В голосе Лина впервые прозвучало презрение. — Убедительность не в росте.
Авель снова приподнял лицо Нарелина за подбородок и посмотрел ему в глаза, ожидая найти в них страх. Но встретил лишь бесшабашную, отчаянную весёлость.
— Отключить камеры слежения, — приказал Авель в пространство. — Возможно, мальчик, я согласился бы оставить тебя в живых. Если бы ты не был так опасен…
— Думаешь, я брошусь вымаливать жизнь? — осведомился Нарелин. — Обломаешься, ублюдок.
— Жизнь Клео тебе тоже безразлична? Признай перед всеми то, что я продиктую, — и Клео останется жив.
— Хорошее предложение, друг мой Авель, — иронически покивал Нарелин. — Но боюсь, цена слишком высока. У меня, в отличие от некоторых, ещё есть совесть.
— Совесть? — удивился Авель. — А мне кажется, в последнее время ты к ней мало прислушиваешься. И она тебя не мучает… впрочем, как и меня.
Одно резкое движение — Авель даже не заметил, когда хлёсткая пощёчина успела обжечь ему щёку. А Нарелин уже снова сидел на полу.
— Не тебе судить о моей совести, тварь, — сдавленно проговорил он.
— Хочешь играть по правилам силы? — осведомился Авель. — Ну что ж, хорошо. Модулятор боли активизация!
Спустя мгновение Лин со стоном повалился на пол, а ещё через секунду уже кричал от раздирающей тело боли. Авель аккуратно наступил ему на руку.
— Ты будешь играть по моим правилам, Нарелин Эльве, — проговорил он, глядя сверху вниз на корчившееся тело. — Если понадобится, я выпущу из тебя мозги, выпущу мозги и из твоего дружка Клео, и из всех ваших прихвостней. А если понадобится, они будут жить, чтобы ты лизал мне сапоги. И ты станешь лизать мне сапоги, иначе твои приятели будут страдать лишь за то, что знали тебя. Ты будешь служить мне как пёс в ошейнике, и если ты попробуешь мне повредить, они будут извиваться от боли, как черви, пока не захлебнутся своей же блевотиной.
Авель отошёл в сторону и выключил ошейник. — Ты понял?
С минуту Нарелин молчал. Потом с трудом приподнялся и стёр с лица слёзы.
— Не выйдет. Я убью их сам, как только ты начнёшь манипулировать ими. Я всё ещё эмпат, этого ты не отнимешь.
— Ты ценишь свою гордость дороже их жизни? — притворно изумился Авель.
— Ты всё равно не сохранишь им жизнь, потому что подчиняться тебе я не вправе. А ты… Ты мразь. — Нарелин словно выплюнул: — Ты продал свою душу.
— Ну как знаешь, — пожал плечами Авель. Он рывком, за шиворот, поднял Нарелина над полом — лицом перед собой. — Тогда они сдохнут на твоих глазах. А ты сдохнешь вслед за ними. Как же ты раздражал меня, будучи Первым! Наконец-то у меня есть возможность за всё отыграться. Мне даже жаль тебя немного, слишком ты ничтожен.
