— Что здесь происходит, Нергал их всех забери со всеми потрохами? — втихомолку ругался киммериец, поднимаясь по широкой мраморной лестнице к вратам главной башни. Пламенных бичей, стоявших у входа, пришлось обойти за несколько шагов — от них исходил нестерпимый жар. — Альбы — рабы? Одних людей едва только на руках не носят, другими помыкают, как скотиной, волколаки по улицам разгуливают, дракон под стеной разлегся! Не-ет, други, я не желаю жить в этом мире! Как тихо и спокойно было в родимой Хайбории!
Никто не ответил. Взгляды Гвая и остальных с каждой минутой становились все более и более угрюмыми.
Донжон одновременно являлся и дворцом, и серьезным укрепление. Гвай и Конан, как люди опытные в военном ремесле, сразу поняли — крепость на Волчьем острове практически нештурмуема. Во всяком случае, взять это укрепление не смогла бы ни единая армия хайборийских держав или даже объединенное войско союза таких могучих государств, как Аквилония, Немедия, Зингара, Коф и Туран. Аналогичные выводы относились и к главной башне — стены были такой толщины, что пробить их не смогла бы ни единая осадная машина, множество узких бойниц, карнизы, на которых можно установить баллисты с катапультами или котлы со смолой и кипятком, тяжелые врата-двери, за ними — выдвижные каменные блоки, способные наглухо перекрыть проход наверх… Солидно построено, ничего не скажешь.
Башня-дворец создавала впечатление необжитости и покинутости. В обширных помещениях, отделанных по альбовой традиции мрамором, серебром и цветным камнем можно было встретить лишь редкие караулы уруков на углах коридоров и лестничных пролетах. Уруки, правда, были знатные — здоровущие, высокие, комплекцией практически не уступавшие Конану. Полный доспех — шлем, панцирь надетый поверх черненой кольчуги, наручи с поножами, тяжелые сапоги на железной подошве, широкие ятаганы в ножнах. Гвардия, не иначе. Поглядывают на гостей красными выпуклыми глазками спокойно, но цепко.
Даур, скорее всего, входил в круг приближенных неведомого Артано, поскольку его и прибывших с ним незнакомцев пропускали без всяких задержек, не спрашивая паролей или пергаментов, дающих право на проход. Или стража была заранее предупреждена о визите гостей из других времен? Ночные Стражи, ведомые Дауром, долго поднимались по казавшейся бесконечной лестнице, миновали череду роскошных, но заброшенных и запыленных зал (в некоторых почему-то отчетливо попахивало навозом. Или уруки не утруждают себя походами в нужник?), потом снова шли наверх, но уже по винтовой лестнице…
— Здесь, — выдохнул Даур. Конан и остальные остановились у инкрустированных янтарем дверей, вытирая пот со лба и пытаясь перевести дух. Даже очень выносливый киммериец запыхался. — Это верхняя площадка башни — повелитель любит, чтобы было высоко. Идите, он ждет.
Даур толкнул выложенную солнечным камнем створку двери и в лица охотников ударил яркий солнечный свет.
Это действительно была именно «верхняя площадка», а не «верхний этаж» титанической башни. Островерхую крышу со шпилем поддерживало множество колонн с резьбой в виде цветов и древесных листьев, однако между расположенными по периметру обширного круглого помещения колоннами не было никакого ограждения, меж ними не была натянута слюда или вставлено стекло. Можно было запросто подойти к краю и шагнуть вперед — в бездну. Ветра, однако не чувствовалось, хотя вершина донжона находилась на почти невероятной высоте. Магия? Очень может быть…
Обстановка скромная. Ложе, необъятный круглый стол, стойка-колонна, на которой лежит некий круглый предмет размером с голову ребенка и укрытый черной тканью. Полдесятка каменных кресел с обтянутыми темной тканью подушками — как видно, для посетителей. Несколько подставок для тубусов, в которых хранятся пергаменты. И ничего более. Только солнце льет свои лучи. Вид на окрестности — изумительны, у Конана аж дух захватило. Одно дело смотреть вниз с вершины скалы, и совсем другое — с высоты рукотворного сооружения, пускай возведенного и не-человеком.
— Прошу пожаловать в мое скромное обиталище, — послышался приятный низкий голос. — Я ждал вас. Даур, можешь быть свободен…
Дверь за спинами охотников неслышно затворилась.
Он появился, излучая мудрость свыше всякого правдоподобия. Каждая черта его лица была озарена чистым интеллектом. С виду — человек, никакой тебе альбийской остроухости. Волосы длинные, цвета воронова крыла с синеватым отливом, схвачены на затылке в хвост обычной деревянной застежкой. Глаза ярко-синие, что твои сапфиры. Очень красив, сравнительно молод — лет двадцати пяти, не более. Конану такая красота не нравилась, он обычно именовал людей с такой внешностью «смазливыми и сладенькими». На Асгерд, однако, хозяин башни произвел впечатление — она понимающе хмыкнула, каковое проявление чувств было несвойственно ее сдержанной нордхеймской натуре.
Одевался здешний повелитель скромненько — кожаные штаны и сапоги, некое подобие черного колета, который носят аквилонские гвардейцы из «Черных Драконов», никаких украшений. Только на груди, по бархату, были выложены мелкими и очень хорошо гранеными алмазами три пятилучевых звезды, выстроившиеся в форме треугольника вершиной вверх. Обязательный клинок на поясе.
— Мое имя — Артано, — представился хозяин. — Что в переводе на общий язык означает «Искусный». Проходите. Может быть, отведаете нашего вина?..
ГЛАВА ПЯТАЯ
В которой Ночные стражи знакомятся с нравами обитателей Волчьего острова, а потом уезжают домой…
— …Бессмертные являются главнейшей ошибкой эпохи сотворения. Мир тварный, мир материальный, все, что вам и мне дорого, для них — пустота, ничто. Основные постулаты философии элентари гласят, что «теа», их душа, доминирует над «роа», плотью. И одновременно с этим их роа — бессмертно, не подвержено старению и тлению. Если бы элентари использовали свои — бесспорно, выдающиеся! — возможности для улучшения мира, для его обустройства, то Золотой век продолжался бы до скончания времен!
— А почему же альбы не хотят, как ты выразился, «улучшить» мир?
— Благодаря своему непостижимому для человека и других разумных рас складу мышления, длинноухие полагают, что улучшение мира через создание, допустим, кузнечного горна, мельницы, или других сотворенных руками, а не силой духа, предметов, является попыткой «превысить себя», изменить свою судьбу через увеличение своей доли власти над материальным миром. В прежние времена — я отлично помню! — эти недоумки вообще не желали творить! Они только смотрели на звездочки, любовались цветочками и пели песенки! Творить их научил мой великий Господин, истинный творец! Длинноухие вняли его советам, но делали они совершенно никому не нужные и бесполезные вещи, которые всего лишь полагали «красивыми». Что толку в пустой красоте?
