Лицо одного из двоих мужчин — высоченного и мускулистого, со смуглой кожей, огненными волосами и рыжими глазами, прочерченными вертикальным зрачком — внезапно исказилось злой гримасой. Он подобрался, как перед прыжком, и я узнал его. Вот зверюга!
— Граднир! — окликнул я. — Там мой друг. Что ты имеешь против него?
Тигрище в человеческом облике оскалился:
— Он убил нашу подругу. И не по воле жреца, а по своей. Пусть ответит.
— Он защищал наши жизни.
— Вашим жизням ничего не угрожало! — огрызнулся дарэйли. — Нам приказали пленить вас, но не убивать.
— Только нас забыли предупредить! — зычно крикнул Ринхорт, выныривая из-за поворота в сопровождении внушительного железного эскорта. И зачем он его таскает? Бросил бы, что ли. Глянув на меня, рыцарь движением брови развеял тащившуюся за ним тучу и слегка поклонился в сторону рыжеглазого: — Ты хочешь драться, дарэйли? Я готов!
Я поднял руку с раскрытой ладонью.
— Стойте. Ринхорт убил, защищая меня. Мне и отвечать, — я повернулся к мстительной "киске". — На чем будем сражаться, Граднир?
— Я привык драться голыми руками, Райтэ, — дарэйли демонстративно напряг внушительные бицепсы. — Но с тобой я не буду сражаться. Ты освободил нас. И не твоя рука забрала жизнь, а его.
Вот хищный дуболом! Я начал потихоньку закипать:
— А тебе не кажется, мститель, что если бы твоей подруге удалось пленить меня, то вы до сих пор были бы рабами Врона? И остались бы ими до конца жизни.
Хищник в человеческом теле одарил меня мрачным взглядом.
— Ты мне нравишься, принц, который не принц, — криво усмехнулся он, обнажив длинноватый для человека клык. — Прими меня в свой прайд.
Я растерялся. Какой еще прайд? Покосился на Ринхорта, стоявшего с вроде бы окаменевшим лицом, но уголок его тонких губ еле заметно дергался.
Молчавший до сих пор мужчина в пестрых серо-коричневых одеждах, сосредоточенно о чем-то размышлявший, резко вскинул голову, и я узнал круглые янтарные глаза — это был Орлин, птичий дарэйли. Я понял, почему не узнал его сразу: лицо искажала неприкрытая враждебность. Его хриплый больше походил на гортанный клекот:
— Не торопись, Граднир, — Орлин положил тигру ладонь на плечо. — Пусть сначала Райтегор ответит, зачем он уничтожил Потерянных.
— Каких Потерянных? — вмешался Ринхорт, видя, что я онемел. — Мы видели только тех, что спали в хранилище в Гнилой Плеши.
— А мы через несколько часов после того, как вы там побывали, видели только их останки, плавающие в озере крови, — прошипела смуглянка с косичками, похожая на змею.
Когда она рассказала подробности и добавила выводы Верховного, мне резко расхотелось жить.
— Не было никакого приказа, — сказал я. — Да и кто я такой, чтобы приказывать им? Я попытался их освободить, но ничего не получилось. Ничего! Ни звука, ни движения — они оставались, как мертвые. И мы просто ушли.
— Клянусь своей сутью: так и было, — кивнул Ринхорт. Дарэйри переглянулись, а железный рыцарь мрачно свел брови: — Получается, они уже просто спали, самым обычным сном, а мы с тобой не поняли, Райтэ. Ты-то ладно, еще молод и неопытен, но я-то, дурак! Это моя вина, что так случилось.
Орлин, пристально глядя на меня, по-птичьи склонив голову на бок, заклекотал:
— Ты их освободил, но не разбудил. Их силы вырвались и столкнулись, они не успели ничего понять, иначе не допустили бы братоубийства.
— Никто знает, какие сущности там проснулись, — тигрище обвел нас желтыми глазами. — Среди них мог оказаться какой-нибудь дракон. И кто-то мог очнуться раньше других. Голодным и свободным. Короче, принц-не-принц, ты виновен. Стоять! — рыкнул он на дернувшегося Ринхорта. — Виновен в том, что не довел дело до конца.
Дарэйли переглянулись, но враждебность из глаз ушла. Не у всех.
— А те люди на тракте? — выдвинулась вперед светловолосая и зеленоглазая девушка, прятавшаяся за спиной Орлина. — Они не дарэйли, не жрецы. Зачем их убивать было?
— Какие люди, Линни? — начал выяснять Ринхорт. И нам рассказали подробности, не укладывавшиеся у меня в голове. О жуткой расправе на дороге. И возразить нечего: коней-то мы и впрямь сманили.
Дарэйли железа опять поклялся самой страшной клятвой, что не творил того зла, которое нам приписали Гончары. Я тоже поклялся, что мы тут ни при чем. И какая-то смутная мысль мелькнула, когда произносил формулу: "Да оставят меня сотворившие меня сила и дух, если я лгу вольно или невольно…". Какая-то злость накатила непонятная. Это что же получается — сейчас все, кому не лень, будут обвинять меня во всех злодеяниях, творившихся в Подлунье? Это во-первых. Во-вторых, кто-то шел по нашим следам и пытался подставить нас с Ринхортом. Кто, как не сами Гончары?!
Когда наши клятвы были приняты, Граднир повторил вопрос:
— Так что, принц-не-принц? Примешь в свиту?
— Зачем это вам? — уперся я. — Вы же свободны, вы можете теперь жить, как хотите и где хотите.
— Не можем.
— Почему? Кто вам может помешать? Ну, жрецы, это понятно, но они же смертны!
— Потому что это Подлунный мир, — тихо ответил Орлин, снова положив ладонь на плечо расстроенного Граднира. — Дарэйли не могут быть здесь полностью свободными. Нас инициируют с такими мощными заклинаниями, что даже разрыв духовных уз с жрецами не влияет на изначальные запреты. Но ты даже их как-то снял в хранилище. Мы должны быть привязаны к какому-то служению либо по своей воле, либо по чужой. Так лучше уж по своей.
Такого ощущения безвыходности мне не приходилось испытывать даже в Лабиринте. Почему я должен тащить их с собой и отвечать за их жизни? Они мне только помешают! И они не должны никому служить. Никому!
— Мне не нужны рабы! — прорычал я, чуть не с кулаками набрасываясь на дарэйли. — Я не жрец! Убирайтесь!
В глазах появилась жгучая боль, а дарэйли отшатнулись, дружно прикрыв лица — кто локтем, кто ладонями. Ринхорт схватил меня сзади за плечи стальной хваткой. Капкан ходячий. Я рванулся. Не тут-то было: меня пригвоздило, как если бы на капкан повесили гирю весом с железную скалу.
— Спокойно, Райтегор, — сказал рыцарь. — Ты действительно не понимаешь сути того, что с нами делают. Ты через это не прошел, к счастью для всех нас. А мы… мы просто боимся.
— Вы? — оторопел я. И лишь через миг понял, что слова Ринхорта — не признание трусов, а правда сильных. — Вы боитесь самих себя? Чтобы не случилось, как с теми Потерянными?
— Мы боимся безумия, — уточнил Орлин. — Сама по себе наша сила неразумна, как неразумны ветер или дерево. Если дать ей полную свободу, она разрушит наш человеческий разум. Как случилось однажды с дарэйли времени сферы Первоначала.
