– Сегодня? – поинтересовался, вставая со стула, Рэм.
– Чем скорее, тем лучше, – вздохнул Борис, – Мне уже завтра с утра надо чем-то порадовать их высокопревосходительство.
– Тогда это надолго. Допоздна провозимся, – резюмировал Веселов, выходя из кабинета.
– Именно! – крикнул ему вдогонку Борис, – Кстати, всех касается. Давайте работать, а то, как говаривал Ильфо-Петровский бывший камергер Митрич, "за разговорами до свету не управимся"!
– Господа стажёры, за мной! – скомандовал Рэм, – Дамы в архив, Веселову помогать, мужеска же часть со мной поедет, господ фашистов для беседы приглашать.
– Не стращайте их там слишком уж сильно, – напутствовал их Борис, – Мне с ними ещё беседовать. По душам. Рэма, по другим нашим ещё пробегись, озадачь их в том же направлении. Скажи, что это распоряжение нового руководства, пусть на Грибоедова не кивают, что он их чем-то другим озадачил.
– А что будет делать Чапай? Ты, в смысле? Как новое руководство отдела? улыбнулся Рэм, придержав дверь.
– Чапай, как и всегда, думать будет, – отмахнулся Борис, – Продумывать тактику и стратегию, планировать еврейские погромы и готовиться к очередной "Ночи Длинных Ножей" заранее… Хотя нет, еврейских погромов не будет – новое начальство сказало, что это каменный век. Буду придумывать замену евреям.
– Например – буряты! Или ненцы, – хохотнул Рэм.
– Ненцы не катят. Ненцы – почти что немцы, следовательно, тоже арийцы. Хотя бы в душе. Ладно, вали! Тут, кроме шуток, есть над чем голову поломать.
– Яволь, герр штурмбаннфюрер! – вытянулся Рэм во фрунт, – Разрешите бегом?
– Разрешаю. Хотя, ты сейчас поосторожнее с этими шуточками насчёт штурмбаннфюреров, могут не понять. Всё это и так сейчас будет оччень трудно понять нам самим, да ещё и объяснить населению… – задумчиво произнёс Борис.
Рэм вышел, махнув на прощание рукой, явно сымитировав этим жестом национал-социалистское партийное приветствие. Борис с досадой подумал, что начальство возложило на него поистине титаническую задачу, потребовав создания организации, столь явно будущей, хотят они этого, или нет, напоминать печально прославившиеся "охранные отряды", причём выбить из людей все те ассоциации, которые в них вызывают воспоминания о СС. Выколотить из них всех этих "…фюреров", отучить от попыток сделать "хайль" ручкой. Они пока как малые дети, для них это – игра в Штирлица и Мюллера, а нужно сделать так, чтобы у населения даже не мог родиться этот, уже давным-давно набивший оскомину вопрос: "А скажите, погромы будут?.."
Он остановился около окна и посмотрел на крышу стоявшего неподалёку здания областной администрации, ласково именуемого горожанами "Гнилым зубом". Там, развеваясь по ветру, переливался под лучами солнца тремя своими яркими полосками государственный флаг. "Интересно, заменят его новые правители, или же оставят так, как есть?" – подумал Борис. Он ничего, в принципе, не имел против этого стяга – яркий флажок, цвета забавные. Борис в очередной раз подумал, что эти цвета полностью отвечали насаждавшемуся до сих пор среди той же самой молодёжи образу жизни. Тому самому образу, который умещался в нескольких словах набившей оскомину рекламы: "Пепси, пейджер, MTV…", ну и так далее. Потому что именно банка "Пепси-колы" ассоциировалась своими цветами у Бориса с цветами государственного флага.
Флаг трепыхнулся ещё пару раз и обвис на древке. Борис отвернулся от окна, достал из кармана пачку "L amp;M" и закурил. Посмотрел на пачку и усмехнулся: теперь, наверное, придётся носить чёрную форму и сигареты неплохо бы покупать в тон. Например, "JPS". Они тоже чёрного цвета. Или вообще – "Davidoff", он же теперь начальство и должен являть, так сказать, вид.
"Господи, какая же ерунда лезет в голову!" – вдруг мысленно застонал он, присев за стол и вцепившись руками в волосы. Начальство, едрёныть! На костях чужих начальство… Он издал мысленный звериный вой, вой подстреленного волка, подстреленного и затравленного. Нет, не волка, а как раз затравленного человека. Затравленного бытом, начальством, несправедливостью жизни. Загнанного сначала магазинами в их очередях, потом загнанного ценами в этих же магазинах, причём на сей раз не просто загнанного, а воистину припёртого к шершавой кирпичной стене. Он стоит у этой стены и видит, как очередной премьер зачитывает приговор:
…именем Российской Федерации её гражданин Златокольцев Борис Рудольфович приговаривается к пожизненному прозябанию через расстрел инфляцией и девальвацией! Приговор окончательный, обжалованию не подлежит…
И вот вскинуты ружья кризисов и дефолтов, гремит выстрел, более напоминающий шум обвала, но не горного, а обвала рубля – и всё. Ты уже не человек. Теперь ты электорат, стадное животное, делящее мир на чёрное и белое, считающее себя докой в политике, орущее на митингах: "Голосуй, или ты проиграешь!", не понимая, что уже ВСЁ. Проиграл ты, человечишко, пойдя на поводу у этой банды. Должен теперь ты им, а не они тебе! А зачем ты брал этот клочок туалетной бумаги, под прозваньем гордым – "ваучер"? Какого дьявола лез со своими кровными в это Чудовище Века нашего – "МММ"? Халявы захотелось? На, ешь её сейчас с кашей, жри полной мерой, только смотри, не подавись ненароком! Ты нам ещё нужен, на твоих костях в рай ехать круче, чем по центральным улицам на "шестисотом" с лярвами в кабак! Как тут не стать верующим с тобой, блаженным. Ты же, человечишко, воистину Христос-искупитель. Как там, в Евангелии, не напомните? "Ешьте моё тело, вот хлеб ваш, пейте мою кровь, вот вино ваше". Может, не совсем так, но суть-то именно такова.
Невидящими глазами Борис смотрел на стену кабинета. Посидев так с пару минут он встал, подошёл к сейфу и достал оттуда бутылку заначенного коньяку, оставшуюся в неприкосновенности ещё со времён той достославной пьянки, на которой он впервые увидел девушку с удивительным именем Юля. Поставил на стол гранёный стакан, наполнил его наполовину и выпил коньяк залпом, как будто это была простая водка. Достал сигарету, закурил и стал задумчиво пускать кольца в потолок, стараясь пустить их как можно больше с одной затяжки. Мне, как автору, неизвестно, о чём именно он думал в этот момент. А если откровенно, то и знать не хочется: у каждого человека есть неотъемлемое право хоть на часок, да что там часок!.. хоть на пару минут побыть с собой наедине. Не собираюсь я отказывать в этом праве своему герою, уж извините.
За этим увлекательнейшим занятием и застал его ввалившийся в кабинет Рэм. Покосившись на ополовиненную бутылку коньяка, он сглотнул невольно выделившееся обильное количество слюны и буркнул:
– Убери пузырь от греха, отче! Не вводи в соблазн малых сих. Ибо слаб человек и грешен. Посему в Писании и сказано: "Се, человек!" Да и пример подаешь молодому поколению наиотвратнейший! Ибо сказано верно: "Грешен пьющий, а в одиночку хлещущий – да не избегнет же геенны огненной!"
