на, чтобы узнать человека, но никак не более, — Анна пыталась нарисовать для каждого из них словесный портрет. Посмотреть на них новым взглядом, вспомнив основные факты их биографий и присовокупив к этому общему знанию свои наблюдения за ними в тех или иных обстоятельствах. Она, словно бы, проводила ревизию человеческих ресурсов, что было отнюдь небесполезно в условиях начинающейся войны. Но и это занятие исчерпало себя гораздо быстрее, чем ей хотелось бы. Она умела быстро анализировать все доступные факты и создавать на их основе непротиворечивую характеристику места ли, времени или личности. Но, поскольку делала она это постоянно, — что называется, в режиме реального времени, — то ничего нового об этих людях Анна сейчас сказать, как ни старалась, не смогла бы. Это была уже старая история, исследовать которую было попросту неинтересно. Зато ей пришло в голову кое-что другое. Вернее, все то же, о чем она уже сегодня думала, но в несколько ином аспекте.
Все эти люди, как, впрочем, и она сама, плоть от плоти волшебной аристократии. И, тем не менее, сейчас они выступают против Волан-де-Морта, формально являющегося выразителем чаяний чистокровных семей. Не случись этого казуса, не окажись по эту сторону баррикад Брустверы и Пруэтты, Абботы и Гринграссы, Блэки, Лонгботтомы и прочие все, гражданская война очень быстро превратилась бы из, скажем так, классовой, — раз уж нет никакого другого подходящего этому случаю термина, — в национально-освободительную, и это было бы куда хуже того, что происходит сейчас. Хотя куда, казалось бы, хуже? Но, как говорится, нет предела совершенству. Не создай Анна свой более чем странный союз или, лучше сказать, комплот, и можно было бы с уверенностью ставить на магической Великобритании крест. Не имея противовеса в лице таких семей, как Шафики и Нотты, маглорожденные скатились бы к тотальному экстремизму. Такое уже случалось и не раз в истории маглов: красные и белые в России — это ведь практически то же самое, что грязнокровки и чистокровные. Хотя в истории бывало и так, что резали друг друга представители одного и того же класса, — например, боевики-пролетарии Леова[8] и Рёма[9], - всего лишь по-разному представлявшие себе, как следует обустроить жизнь в их родной Германии. Однако и тогда, в выигрыше остались те, кто «заказывает музыку».
К слову сказать, Анна не видела в этом ничего плохого. Она не слишком верила в либеральную демократию. Меритократия[10] была ей по-всякому гораздо ближе, но вот говорить об этом вслух было бы неимоверной глупостью. Нравится это кому-то или нет, но идеалы свободы равенства и братства[11] уже успели пустить глубокие корни в умах, как маглов, так и многих маглорожденных магов, не говоря уже о полукровках, всегда чувствовавших себя ущемленными из-за собственного статуса. Другое дело, что многие из них, если не все, отчего-то думали, что управлять обществом способен каждый. Разрушать их иллюзии было опасно, поскольку люди в большинстве своем некритичны, и правило здесь простое, как квадрат: чем глупее человек, тем более умным он себя считает. По-настоящему умные люди часто сомневаются в своей правоте, не сомневаются же — только гении и идиоты, но последних, к сожалению, гораздо больше. Собственно, из-за понимания того, как устроено человеческое общество, она и создавала свой союз. Борьба, скажем так, с правыми экстремистами, составляющими ударную силу Волан-де-Морта — это, разумеется, основная причина, но не менее важно было не допустить, чтобы плодами победы воспользовались такие люди, как Дамблдор, Фадж или, что не менее паршиво, «левые» экстремисты из Союза Маглорожденных, эдакие большевики волшебного мира. Движение сопротивления должны были возглавить такие люди, как она, Сириус и Люциус. Сильные, талантливые и образованные волшебники, понимающие, как ценность традиций, так и необходимость перемен. Опыт многих стран, — и магловских, и магических, — указывал именно на это: процветание было возможно лишь при соблюдении баланса между первым и вторым.
Можно быть, самым твердокаменным демократом, но, если у тебя есть мозги и ты достаточно образован, трудно не увидеть, что на десять сильных чистокровных волшебников приходится, в лучшем случае, два полукровки и, может быть, — если звезды так расположатся, — один маглорожденный. Но это все верно лишь тогда, когда речь идет о силе Дара, потому что в таких особых областях магического искусства, как ритуалистика, боевая магия или магия крови, — не говоря уже о некромантии и демонологии, — маглорожденные и полукровки резко уступали чистокровным волшебникам и, в особенности, волшебникам, происходящим из древних магических родов. Дело тут было и в том, какие способности и таланты веками культивировались в той или иной семье, и в том, какое образование и воспитание получали дети в таких семьях. И даже в том, какими знаниями в той или иной области магического искусства обладал Род. Знания же подобного рода накапливаются веками и внедрению в массы не подлежат.
Взять для примера семью Анны. За двенадцать веков своей писанной истории Энгельёэны поучаствовали в несчетном количестве войн и грабительских походов. Кто-то из Энгельёэнов участвовал в набегах на Франкские королевства или на королевства Бриттов, а Сигурд Хороший Муж входил в состав экспедиции Ингвара Путешественника[12] к Хазарскому морю[13]. Судя по тому, какие ценности хранились в сейфах семьи и какие книги стояли на полках их библиотек, Энгельёэны добрались и до наследия Западной и Восточной Римской империй, и до персидских и арабских сокровищ, и даже до кое-ких знаний, не выходивших за границы древнего Китая. О сакральном[14] знании скандинавских и древнегерманских магов и говорить нечего. Энгельёэны собирали и хранили все, что попадало им в руки: рукописи и золото, драгоценные камни и артефакты, рецепты зелий и описания ритуалов, редкие чары и еще более редкие наговоры. Конечно, со временем они обретали понимание того, как следует воспитывать наследников, что можно, а чего нельзя делать с магией, каковы правила игры в магическом и магловском мирах. И это все было важнее титулов, спеси и фанаберии. Собственно, оттого и не бахвалились, что выучили главный урок: сильный не должен никому ничего доказывать. Сильный может себе позволить просто пренебречь внешними признаками успеха. Поэтому приемлемо идеальным Анне представлялось общественное устройство, принимающее в расчет, как психологию масс, так и требования рациональной эффективности.
Никаких вредящих делу крайностей, никакого дурного экстремизма. Один только голимый прагматизм и умеренный консерватизм «с человеческим лицом», маскирующие меритократию или лучше сказать демократию в духе греческих городов-государств. Никаких запретов на профессию или должность ни в одну, ни в другую сторону, но зато ясно сформулированные и недвусмысленно
