Я не мог больше терпеть и, с трудом преодолев коридор, очутился перед лифтом.
– Что с тобой? – спросила медсестра, проходившая мимо меня.
Я помотал головой и вошел в подъехавший к тому моменту лифт.
Когда прямые лучи яркого солнечного света коснулись лица, боль переместилась к нему. Помню, как Ачжосси потерял сознание, успев сообщить, что ему будто отрывают пальцы ног. Мне же казалось – кто-то разрывает мое лицо. Я почти ничего не видел перед собой. Мысли о предстоящем пути до ресторана вызывали отчаяние. Знал бы, что так получится, взял бы денег с собой и добрался бы быстро на такси.
Я шел на полусогнутых ногах. Боль становилась все сильнее. Я стиснул зубы при мысли, что стоит мне упасть, это будет конец.
К тому времени, когда я очутился перед рестораном, одежда на мне была насквозь мокрой от пота. Из последних сил я пытался открыть входную дверь, но она не поддавалась. Меня трясло от холода и подташнивало.
Стиснув зубы и собрав все силы, мне удалось открыть дверь. Я с трудом вошел в ресторан и свалился у порога. Стоило мне оказаться внутри боль каким – то загадочным образом начала утихать, Сознание помутнело и появилось ощущение, что тело проваливается сквозь землю.
Я плотно закрыл глаза.
Я жмурился от слепящего солнечного света и нехотя открыл глаза. Лучи солнца, нахально проникая сквозь окна, щекотали мое лицо. Я резко сел.
Неужели мне стало лучше? Я ощупал руками все тело. Адская боль бесследно прошла. Только сейчас я огляделся вокруг себя. Помещение ресторана было наполнено умиротворяющей тишиной.
Память медленно возвращалась. Я вспомнил лицо бабушки.
Оказывается, в ту злосчастную ночь со снегопадом и метелью бабушка выходила меня искать. А я был уверен, что она даже и не пыталась. И об учебе в университете я мечтать не смел, да и в старшую школу не собирался идти. Ведь я считал, что заурядный жизненный порядок, в котором после начальной школы идешь в среднюю, после средней – в старшую, потом в университет, а после его окончания которого устраиваешься на работу, – относится к другому, чуждому, далекому от меня миру.
Если бы она сказала заранее… Если бы мне было известно то, что я случайно услышал сегодня, моя судьба могла бы сложиться по-другому. Знай я, что бабушка искала меня в ту ночь, груз моих душевных обид стал бы немного легче. По крайнее мере, не вырос бы до таких размеров, что грозился придавить меня самого. Мне было трудно нести эту тяжестью, она сжирала мою жизненную силу.
Я тщательно воспроизвел в голове разговор брата с бабушкой в больнице. Бабушкина речь была грубая, у брата тоже. Но, как ни странно, в этом эмоциональном диалоге я не почувствовал их неприязни друг к другу. Наоборот, в нем таилась необъяснимая душевная теплота. Мне удалось услышать и почувствовать это, лишь отдалившись от них.
А что если насчет бабушки я тоже ошибался? А может быть, она совершенно одинаково относилась к нам с братом, а я это воспринимал по-своему? Наверное, я видел бабушку слишком близко и сумел рассмотреть лишь одну грань ее характера – так смотришь на предмет, находящийся совсем рядом, и не можешь разглядеть его целиком.
«Бабушка совсем не любит меня, потому что не любит мою мать», – быть может, эта мысль так прочно засела в моей голове, что я не хотел разглядеть другие качества родного человека. Возможно, я жил, отгородившись от мира бетонной стеной.
Почему я только сейчас обо всем догадался? Поздно. Сожалей не сожалей, а вернуть прошлое невозможно.
Я подтянул коленки к туловищу и уткнулся в них лицом. В памяти всплыло лицо Сохо. Может, попробовать ее разжалобить, чтобы отсрочила мою смерть? Нет, Сохо говорила, что не властна над человеческими жизнями; что не каждому дано распоряжаться жизнью.
Ах да, Ачжосси…
Только сейчас я вспомнил о нем.
Комната пустовала. Мое сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Неужели он не смог вернуться и все еще находится в больнице под присмотром врача и медсестер? Это было ужасно. Казалось, что моему телу передалась та боль, которую, должно быть, испытывает Ачжосси.
Как же поступить? Может, поискать его в больнице? Я помотал головой, не уверенный, что снова смогу вытерпеть эту боль. Но нельзя же бездействовать…
Будучи в замешательстве, я не мог принять решение, но вдруг услышал доносившийся из ванной слабый стон.
Я резко открыл дверь:
– Ачжосси!
Он, скорчившись, лежал в ванне на боку.
Время быстротечно
– Я был в больнице, когда начался приступ боли. Все произошло так неожиданно, я попал в реанимацию. Кое-как сбежал оттуда. – Это было первое, что сообщил Ачжосси, придя в сознание.
– Вокруг меня суетились врач с фонендоскопом и медсестры с капельницей, а боль становилась все сильнее. Я знал, что, лечи ее – не лечи, она не пройдет, и тогда, собрав остатки последних сил, я сбежал из больницы, пока они осматривали другого больного. Сколько времени я пробыл без сознания? – поинтересовался он.
– Сам не знаю. Я увидел вашу записку и тоже вышел из ресторана. Еле-еле смог вернуться и сразу потерял сознание.
– Ты тоже уходил?
– Мне было ужасающе больно. Не хотелось бы испытать такое дважды. А вы как решились выйти после того случая?
С его стороны это была огромная смелость.
– Нам дали мало времени. У меня была надежда получить желаемое в эти сорок девять дней, даже перетерпев боль. А по прошествии отпущенного срока и такой возможности уже не представится. Я ведь все равно покойник, неужто от боли умру еще раз? С такой решимостью я и ушел. А куда ходил ты?
– В больницу Халла, – ответил я без малейших колебаний.
Времени у нас с ним осталось мало. И потому мне было жалко тратить его на размышления, говорить ему правду или соврать.
– В больницу Халла? – Он вздрогнул от неожиданности.
– Я видел вас там. Как вы узнали, что она работает там? Вы ведь понятия не имели, где находится человек по имени Со Чжиён. – Я спросил его прямо.
– Ты что, шел за мной по пятам?
– Нет, зачем мне это?
– Тогда что ты делал в больнице Халла?
– Я первый спросил.
Ачжосси не ответил. Он молчал, уставившись в потолок.
– Давай сначала перекусим, а потом поговорим. – Шеф поднялся на дрожащих от слабости ногах и отправился на кухню шаткой походкой.
Было заметно, что он испытал гораздо более сильную боль, чем когда вышел в первый раз, и последствия теперь были очень ощутимы.
Прошло довольно много времени, прежде чем он вынес яичницу. Это заняло у него намного больше времени, чем обычно.
– Мне даже яйцо разбить трудно. Сколько дней у нас осталось? – спросил Ачжосси, протягивая мне вилку.
– Шесть. Ответьте на мой вопрос. – Я сунул в рот кусочек яичницы.
– Когда Чжиён приходила к нам, она пользовалась влажными салфетками. Так вот, на упаковке было написано «Больница Халла». Видимо, больница изготовила их в рекламных целях. Я предположил, что она работает там. Потому вчера пошел туда и убедился, что был прав. – Он ничего не ел, лишь ковыряя яичницу вилкой.
– А ты зачем ходил в ту больницу? – спросил Ачжосси.
Как раз в это время с улицы раздался стук в дверь: «Тук-тук-тук».
В дверях показался брат, он выглядел заметно осунувшимся.
– Давно не виделись. Мы тебя так ждали, а ты не появлялся. Какими судьбами пожаловал? Мы закрыли ресторан и помощник нам больше не нужен, – поднял руку в знак приветствия Ачжосси.
– Я пришел не по работе. – Брат некоторое время наблюдал за реакцией шефа, а потом потянул меня за рукав.
Он вывел меня на кухню, подальше от глаз Ачжосси.
– Я хотел сказать тебе в тот раз в больнице, но бабушке стало очень плохо, и я не успел. Только сначала пуговицы отдай. Ты хоть знаешь, какая она дорогая – та рубашка? Вдруг оторвалось целых две пуговицы, и я не знал, что с ней делать. Повезло, что смог найти их. – Брат протянул руку.
