— Не «Роял» случайно? — про себя усмехнулся Зимогор, однако начальник партии ничего не заметил, продолжал говорить страстно, и его обнажённые по плечи руки покрывались мурашками.
— Наш, отечественный, натуральный! Помните, был с белыми этикетками и надписью «Пить не дыша»?.. Я ему говорю, Леонид Иванович, город-то пустой! Мёртвый! Он не слышит, на спирте замкнулся. Дескать, ночь на дворе, нормальные люди спят. Солнце не заходит на ночь, висит над горизонтом… Стал уговаривать, чтобы сходить и подломить магазин, мол, окошко там щитом прикрыто, а за ним — стекло, выставить его и меня всунуть… Я тогда худой был, да и после голодухи — кожа и кости. Трясу его, ору — мне ещё страшнее стало; он так и не внял, отматерил меня и пошёл в одиночку. Пока он лазил в магазин, я «Беломор» изучил и газету, которую мастер в киоске прихватил. Папиросы ленинградской фабрики, аж восемьдесят четвёртого года выпуска, а газета «Правда» — от 19 февраля восемьдесят шестого. Двухлетней давности!.. Тут вернулся Леонид Иванович, уже слегка косой, принёс десять бутылок и пол-ящика банок с тушёнкой… Я опять ему про мёртвый город, а он через три минуты лыка не вяжет. Уснул как подрубленный. Хлебнул на голодный желудок…
— Погоди, Ячменный, — перебил Зимогор. — Ты вроде бы начал говорить о керне, но слышу пока сказки.
— Это не сказка, Олег Павлович… Это моя тайна. Никому не рассказывал…
— Мы уже взрослые люди… Так что с керном?
— Да мы стояли-то возле здания экспедиции, номер 17. Пошёл в разведку, — заспешил Ячменный с тоскливым видом, — ждал, когда мастер проспится… Там огромное кернохранилище, потом я туда вездеход загнал, как-то страшновато стоять в мёртвом городе… Вообще-то я искал радиостанцию, чтоб сообщить, где находимся… Радиорубку нашёл, но аппаратура снята. А так всё на месте, мебель, телефоны, бумаги, только всё покрыто тленом, везде запах мертвечины… И карт нет, видно, секретные были, номерная экспедиция…
— Залез ты в кернохранилище, а дальше что?
— Три дня там простояли! Мастер всё спирт жрал!
— Хорошая у тебя была практика…
— …Очень схожие породы, — не взирая на издёвки продолжал Ячменный, — с этими, что здесь! Туфы и лавы… Иногда один к одному! Структура, текстура, цвет, твёрдость…
— Как же ты запомнил?
— Говорю же, зрительная память… Три дня по ящикам ползал, пока стояли. А тогда мне ещё интересно стало, что за город, на что экспедиция работала, почему бросили…
— Из тебя бы действительно вышел классный геолог, — посожалел Зимогор. — Зачем ты связался с бурением?
— По нужде, — вдруг признался тот. — Я сдавал экзамены по специальности «Геология и поиски», но по конкурсу не прошёл. Успел перебросить документы на «Технику разведки», там проскочил…
— Предположение интересное, — не сразу отозвался Зимогор. — Но не реальное. Сам ты как это представляешь?
— Никак, — вдруг отрезал Ячменный. — Я излагаю фактуру. И несу ответственность за свои слова. А вы проверяйте, доказывайте…
— Я не уполномочен вести никакие проверки. А всякая инициатива у нас наказуема, ты же знаешь. И стоит больших денег. Меня прислали разобраться с аварией, потому что главный инженер в отпуске, а главный геолог болеет. Некому спасать честь экспедиции.
— Но мне же никто не поверит, кроме вас!.. — закричал и осёкся Ячменный. — Тогда тоже не поверили…
— Когда?
— Да там; на Таймыре!.. Мастер спирт лакал — не просыхал, вездеходчик вообще пропал. Трое суток я проторчал в мёртвом городе! Леху поймал, а он уже был полный идиот, улыбался и говорил, что останется с семьёй и никуда не поедет… Загрузил я Леонида, сел за рычаги сам и куда глаза глядят… На четвёртый день бензин кончился. Я весь спирт в бак залил и ещё сутки ехал, пока двигатель не заклинило. Мастер проспался, хватился, выпить уже нечего, а было двенадцать ящиков… Чуть не убил меня, в тундре скрывался, пока Леонид Иванович в себя приходил. Потом встретили талабайца на оленях, тот показал, где геофизическая партия стоит. Вышли к ним пешком, а оттуда кое-как к своим улетели. Мастер предупреждал, чтоб не говорил правды, но я всё рассказал, как было. Не поверили, списали всё на пьянку…
— Правильно сделали, — проговорил Зимогор, раздумывая.
— Ладно, вот смотрите своими глазами, — начальник партии выложил полевую книжку геолога, прошнурованную и опечатанную, что говорило о её секретности. На титульной странице значилась фамилия — Грешнев А. К., старший геолог участка и дата— 6 мая 1984 года. Далее шло обыкновенное полевое описание керна — документация скважины 21 от нуля до трёхсот тридцати метров.
— Смотрите здесь, Олег Павлович, — ткнул пальцем Ячменный. — Единственная географическая привязка — река Балканка.
— Любопытное название…
— Нет такой реки в природе. На Таймыре есть река Балганка, точнее, даже речушка, отсутствующая на картах.
— Это пока ни о чём не говорит, — начал было Зимогор, однако начальник партии откинул заднюю корку книжки и достал чёрно-белую фотографию любительского качества.
— Вот этот город! Полюбуйтесь!
На фоне серых двухэтажных домов стоял человек в штормовке с таким же серым бородатым лицом. А за его спиной, вдали, поднималось гигантское, какое-то инопланетное сооружение — стеклянная сфера…
— Это может быть любой другой город, — не сдавался Зимогор. — А потом, мне бы разобраться со скважиной в Горном Алтае, а не на Таймыре.
— А вы почитайте описание керна! Один к одному с тем, который нам в ящики подбросили.
Зимогор открыл последнюю страницу полевой книжки и заметил надпись, сделанную другим почерком — размашистую, начальственную, — подошёл к окну и прочёл: «Анатолий Константинович, вы геолог, а не участковый врач, пишите разборчивее. С. Насадный».
В геологических кругах был известен лишь один человек с такой фамилией — питерский академик Святослав Людвигович Насадный, самый крупный в мире специалист по астроблемам…
* * *
Открытие таймырских алмазов, их содержание на тонну породы и запасы потрясали воображение всех, кто слышал эти цифры. Возникала реальная возможность прорваться и захватить мировой рынок, но не с ювелирными камнями, а с техническими, голод по которым ощущался всё сильнее, особенно со стремительным развитием новейших технологий. Серый, невзрачный алмаз становился дороже кристаллов чистой воды, ибо требовался повсюду — от простого надфиля до металлообрабатывающих станков высокой точности, а искусственные камни оказывались некачественными и слишком дорогими.
Тут же, в короткий срок, можно было стать монополистом и вытеснить «Де Бирс», выбрасывая на рынок технические алмазы не в тысячах карат, а в центнерах.
