Другое дело — состоятельные горожане. Очень многие из них были прекрасно осведомлены о происходящем на скалистом островке, ибо время от времени наезжали сюда — по особому приглашению Виркуса. Но трепать языком о визитах на Остров Смерти было не принято, а увиденное здесь вряд ли подлежало одобрению. Привычные к неизбежным жестокостям жизни, гости Виркуса не могли тем не менее открыто приветствовать неоправданную жестокость кровавых зрелищ, которыми регулярно потчевал их толстокожий хозяин острова.
Не одобряли, нет. Однако и не отказывались от поездок. Виркус умело пользовался своим знанием тайных уголков человеческой души. На его остров допускались лишь избранные — богатые и влиятельные горожане, утомленные пустым времяпрепровождением, желающие пощекотать себе нервы, погорячить застоявшуюся в жилах кровь редким и азартным зрелищем.
— Он что же, хорошую мзду берет со своих гостей? — спросил Бродяга, потрясенный услышанным.
— Те скажут, кто приезжает, — хмыкнул Лысый. — Если захотят, конечно.
— Погоди-ка, Дорк… Если простонародье ничего не слышало о смертельных боях на острове, откуда же тебе все это известно?
— До тебя к этой цепи был прикован Горбун — телохранитель Виркуса. Многое по ночам рассказывал… Он лет пять служил Виркусу не за страх, а за совесть, да позарился однажды на золотой перстенек, оброненный хозяином. Не сообразил вовремя, что Виркус обронил его с умыслом — такую вот проверку устроил телохранителю. На следующий день Горбуна повязали, никаких оправданий не слушали — прямиком сюда, в клетку.
— А где сейчас этот Горбун?
— Погиб на ристалище несколько дней назад, — вздохнул Лысый. — Он был хорошим бойцом, и до последнего времени наша сцепка считалась непобедимой…
— Сцепка?
— Так называют двух смертников, скованных общей цепью. Горбун рассказывал, что Виркус очень гордился своей выдумкой. Дескать, в этом случае раб бьется не только за свою жизнь, но и за жизнь своего напарника. Ежели тебя, к примеру, сильно поранят, мне уже деваться некуда: весь простор на пять аршин, особо не разгуляешься. Так что волей-неволей приходится друг за друга стеной стоять.
— Сумасшествие какое-то. — Бродяга даже головой потряс, будто хотел избавиться от картины, возникшей в его воображении. — Люди бьются насмерть ради того, чтобы потешить других людей!.. А если я откажусь выходить на ристалище, если не стану убивать?
— Это будет твоей последней ошибкой, — внимательно посмотрев в глаза Бродяги, сказал Лысый Дорк. — Один из новичков однажды попробовал отказаться… Поверь, я всякую смерть видел, но такой жуткой и мучительной не приходилось. Здешним надсмотрщикам только дай повод — уж они расстараются! Бедный малый три дня умирал, от его воплей еще один смертник умом тронулся… Нет, брат, коли попал сюда, ничего не поделаешь — должен биться.
Он протянул руку к Бродяге и со знанием дела ощупал его мускулы. Удовлетворенно кивнув, сказал:
— Худощав немного, но силенок, похоже, тебе не занимать. Ты на воле кем был?
— Это я и сам хотел бы знать, — с тяжелым вздохом ответил Бродяга. — Человек, продавший меня Виркусу, утверждал, что меня осудили за разбой. Не знаю… Память отшибло.
— Ну дела. — Лысый присвистнул. — Совсем ничего не помнишь? Ни роду, ни племени?
— Помню, что синегорец, но даже своего имени не знаю. Наверно, в это трудно поверить?
— Всякое на свете бывает. — ответил Лысый. — Тебе ведь нет смысла меня обманывать. Мы с тобой теперь этой цепью повязаны крепче родных братьев… Не важно, кем ты был раньше. Имеет значение лишь то, каким ты будешь на Острове Смерти.
Уже на следующий день Бродягу и Лысого вывели из пещеры вместе со всеми. Бродяга не противился и покорно перенес пинок надсмотрщика, которому показалось, что новенький чересчур медлителен. Он и в самом деле чуть задержался у выхода из пещеры, поскольку хотел определить численность выставленной здесь стражи.
Его глаза цепко ухватывали каждую деталь: мощная дубовая решетка, которая поднимается и опускается посредством простейшего механизма, похожего на колодезный ворот; двое стражников возле этого ворота (их копья отставлены в сторону, лица лоснятся от пота — очевидно, перегораживающая выход решетка весьма тяжела); утоптанная каменная тропа, по краям которой на высоких валунах стоят еще трое — держат луки в руках, однако стрелы покоятся в колчанах («Если кто-то решится на побег, они вполне успеют достать стрелы и прицелиться без лишней торопливости, — подумал Бродяга. — При свете дня все видно как на ладони»); наконец, переброшенный через глубокую расщелину легкий бревенчатый мостик, пройдя по которому узники вышли на ристалище.
Оно представляло собой широкий луг, окруженный грядой холмов и невысоких скал. На пологом склоне одного из холмов для пущего удобства знатных гостей Виркуса были расставлены деревянные скамьи. Кроме того, ристалище опоясывал специально выкопанный ров, дно которого было утыкано заостренными кольями, — надежная защита для зрителей, если смертники вдруг надумают обратить против них свое оружие.
«Да, хозяин острова выбрал удачное место для кровавых забав, — думал Бродяга, окидывая взглядом ристалище. — И бойцам есть где развернуться, хоть двое на двое, хоть стенка на стенку, и зрители видят бой во всех подробностях. А главное — сбежать отсюда так же трудно, как из клетки в пещере».
Зычные команды надсмотрщиков развели смертников по ристалищу. Для каждой сцепки было определено свое место, Лысого Дорка и Бродягу поставили недалеко от охранного рва. Здесь же валялось оружие, посредством которого им надлежало отрабатывать боевые приемы. Увы, оружие было деревянным.
Дорк поднял с травы меч и дубинку, повернулся к Бродяге:
— Ты что предпочитаешь?
— Мне все равно, — пожал плечами Бродяга.
— Ну, как хочешь. Лично я, когда есть возможность, беру «кусаригаму». Она меня еще никогда не подводила.
— «Кусаригама»? А что это?
— Короткая железная цепь с серпом на конце. Весьма сподручная вещица, если уметь ею пользоваться. Но ее выдают только для настоящего боя… Ладно, если ты не против, сегодня поработаю мечом.
Он отдал дубинку синегорцу, отошел на всю длину — пять аршин связывающей их цепи и тут же, без предупреждения, бросился на Бродягу. Казалось, через мгновение деревянный меч обрушится на голову синегорца, беспечно разглядывающего зеленые склоны холмов, однако в последний миг тот чуть отклонился, и Лысый Дорк пролетел мимо. Вернее, должен был пролететь мимо, но — растянулся на земле во весь рост, поскольку Бродяга, уклоняясь от удара, еще и подцепил его лодыжку своей стопой.
