— В Янарете теплее — там снега не бывает, но настоящие тропики начинаются за Козьей Кручей. По эту сторону хребта летом сушь, зимой дожди. А по ту сторону, говорят, наоборот. Вон, цыпочка твоя выползла, тащится к лееру, как на плаху.
— Спущусь, надо глянуть, как там красотки.
Штрассо покосился в его сторону.
— А может, понежиться часок в их объятиях?
— Хороший суперкарго трогает товар только тогда, когда хочет убедиться в его сохранности.
Джориан спустился на палубу и окликнул девушку. Это была Мневис, которой по бойкости нрава рабыни поручали вести переговоры. Ее желудок отказывался принимать пищу, она похудела и казалась замызганной и поникшей.
— Добрый мастер Мальто, — сказала она, — боюсь, нас ждет страшный конец.
— Ой, да будет тебе! После приступа морской болезни всем чудится конец.
— Не, я ж не моря боюсь, а этих ужасных людей, которым нас продали. Головорубы... брр! — ее передернуло. — Как гляну на руки ихние, так и встанет перед глазами — кровь с них капает, капает.
— Палачи такие же, как все, разве что их кровавое, но нужное ремесло вызывает у недалеких людей предубеждение. И потом, они уже на пенсии, живут себе тихо-мирно.
— Все равно, как подумаю, так в дрожь и кидает. Может, побег нам устроите, а? Или хоть кому нормальному продайте, не этим извергам. Нам и отплатить-то нечем, кроме как телом своим; но вы не думайте, мы только с виду неказистые...
— Прости, Мневис, ничего не выйдет. Я обещал доставить вас Хуравэле, старосте отставных Головорубов Реннум Кезимара, и непременно доставлю.
Позднее Джориан сетовал Карадуру:
— Знаешь, доктор, я раньше не задумывался, каково быть палачом; а они ведь нужны, эти люди, как сборщики податей или живодеры — их тоже все ненавидят:
Да, палач я и ужас вселяю в сердца,
Я увечу, рублю и казню без конца.
Но при виде меня вы не прячьте лица,
Человек я в душе неплохой!
Вот орудья мои: дыба, шнур и топор;
Не останется цел ни разбойник, ни вор;
Должен быть я проворен, иначе — позор.
Кто оценит мой труд непростой?
Ребятишек люблю и ласкаю жену
И налоги плачу я исправно в казну.
Нет добрее меня, хоть объедь всю страну.
Отчего ж среди вас я изгой?
На следующее утро после отплытия из Виндии небо и берег заволокли тучи. Капитан Штрассо, так и сяк поворачивая солнечный кристалл в надежде поймать отсвет, который укажет местонахождение солнца, брюзжал, обращаясь к Джориану:
— Ежели погода испортится, мы не сможем вернуться домой и застрянем на зиму в Янарете. Ну и зададут же мне трепку «Сыны Беннивера»! Одна с ними морока, с судовладельцами этими. Рискнешь, будут орать, что собственность их бесценную не бережешь; не рискнешь, все уши прожужжат, что, мол, попусту упускаешь время и лишаешь их законной прибыли.
— Остров по курсу! — закричал впередсмотрящий. Капитан Штрассо приободрился.
— После того, как всю ночь качало да задувало, неплохо побродить по суше, а, мастер Мальто? Чуть правее... — бросил он рулевому. — Так держать.
Затем снова повернулся к Джориану:
— Настоящей-то гавани нет, зато две якорные стоянки, одна с южной стороны, другая с северной. В это время года корабль лучше с юга подвести.
Уже миновал полдень, когда «Таларис» бросил якорь в маленькой бухте на южной оконечности Реннум Кезимара. Спустили шлюпку, чтобы перевезти на берег рабынь. Первыми отправились два гребца, Джориан, Карадур и две девушки. Едва они выбрались на шаткие мостки и шлюпка погребла назад к кораблю, на другой стороне мостков показалась группа мужчин. Все они были смуглы, увенчаны тюрбанами и с головы до пят обмотаны длинными полотнищами шерстяной и хлопчатой материи, искусно задрапированной и собранной в складки; ветер трепал свободные концы покрывал.
Мужчина, шедший впереди остальных, был ростом с Джориана, но гораздо массивнее — гора мускулов, которые теперь, с возрастом, сделались немного дряблыми и обвислыми; под складками его одежды колыхался огромный живот. Из-под тюрбана торчали отросшие седые космы, а длинная седая борода, когда ее не трепал бриз, закрывала всю грудь.
— Сударь, ты и есть староста Хуравэла? — спросил Джориан по-мальвански.
— Угу, — скорее промычал, чем ответил староста.
— Мальто из Кортолии, суперкарго корабельной компании «Сыны Беннивера». Мне поручена доставка двенадцати рабынь, коих ты заказал торговцу Белиусу из Виндии.
В ответ раздалось уже знакомое мычание.
— Вторая партия высаживается. Еще одна ходка, и порядок.
Мычание.
— Мой друг, досточтимый доктор Карадур.
Мычание.
И то сказать, подумал Джориан, легкая попалась работенка. Ничего не оставалось, кроме как мерзнуть на ветру, пытаясь завязать разговор. Но скудный набор Мальванских слов и упорное нежелание гиганта поддерживать беседу делали затею почти безнадежной. Остальные палачи — такие же, как Хуравэла, высокие дородные мужчины в летах — молча стояли вокруг, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Джориан с трудом оторвался от созерцания песчаного берега с островками осоки, колыхавшейся на ветру, и принялся разглядывать возвышенность в центральной части острова. На Реннум Кезимаре не было деревьев; здесь росла лишь высокая трава, высохшая и пожухлая в это время года, да темнели купы падубов и стелющегося остролиста. Капустные грядки вокруг замка — на вершине островка — были единственным ярким пятном в окружающем ландшафте, безрадостном, сером, будто вылинявшем. Серый замок светлел на фоне свинцово-серого пасмурного неба.
Наконец шлюпка в третий раз причалила к берегу. Последние рабыни высадились на мостки.
— Все здесь, — сказал Джориан.
Староста Хуравэла мотнул головой:
— Пошли.
По крутому откосу они вскарабкались к замку. Несколько бывших заплечных дел мастеров копошились на капустных грядках. Вокруг замка тянулся пересохший ров, наполовину заваленный мусором; через него был перекинут подъемный мост.
Процессия пересекла мост, прошла под опускной решеткой, установленной в проеме сводчатой арки с тайными ловушками, миновала небольшой вестибюль, перестроенный в сторожку привратника, и оказалась в главном зале. Светильники не были зажжены, и в зале царил тусклый полумрак. Хотя в башнях и стенах на месте прежних бойниц пробили окна — замок более не предназначался для обороны — оконные проемы были обклеены промасленной бумагой, и в пасмурную погоду свет сюда почти не проникал. Два палача играли в шашки и не обратили на вошедших никакого внимания. В противоположном углу стояла рама, к которой был подвешен огромный бронзовый гонг. Вдоль стен тянулись длинные столы.
