— В мастерской убраться.
— А сам где?
— На терра–асе, почитывають прессу и курють… Уже насквозь табаком пропах, зачем еще?..
Том перебил:
— А мастерская… Много там?
— Иди, глянь.
Мастерская располагалась на цокольном этаже, двустворчатая крепкая дверь под острым углом к земле, больше напоминала убежище от ураганов. Уже по ступенькам, кривым и грязным, Том понял, каково будет внутри. Воздух прохладный. На полу откуда‑то прелые желтоватые листья, ворох сырых стружек, заплесневелые стеллажи и ржавые подпорки, большой добротный стол на крепких ножках, ящики с инструментами, утварь для работы в огороде, скрученные, как дремлющие змеи, поливочные шланги.
Том бегло окинул полки. Некогда мистер Дикрепит был хорошим столяром, а судя по брошенным заготовкам, и искусным резчиком по дереву. Незавидная старость…
Антонин с ведрами подошел к дверям, спросил с интересом:
— Как думаешь, до шестнадцатилетия управимся?
— Боюсь только к совершеннолетию, – вздохнул Том.
— Вот и я боюсь, – присел на корточки Антонин, на грязное нутро мастерской смотрел с опаской. – А с чего обычно начинают уборки?
Том опять вздохнул, принял руководство на себя:
— Ведра оставь у входа. Смахиваем весь хлам с полок на пол, нужное выносим во двор. Паутину, пыль и прочее – в мусорное ведро. Потом влажная уборка, и следом заносим «нужное» обратно, расставляем в алфавитном порядке…
— С «A» до «Z» или с «Z» до «A»? – полюбопытствовал Антонин.
Том предельно серьезным тоном поддержал шутку:
— Думаю лучше придерживаться классики… с «A» до «Z». Еще и таблички сделаем.
С громкими чихами и кашлем взялись разбирать завалы. Антонин чертыхался, клял мистера Дикрепита на чем свет стоит, а Том слушал – пополнял запас ругательств волшебного мира. На заднем дворе образовалась внушительная гора «нужного», но Антонин выносил еще и еще, черный от пыли лоб избороздили ручейки, глаза разъедало.
В очередной раз он ввалился в мастерскую, ноги подкосились, с треском рухнул на ступени.
— Знаешь, – воскликнул Антонин в сердцах, утер рукавом лицо, – я больше не хочу быть сиротой! Я домой хочу.
— Иди, – ответил Том коротко.
Антонин посидел молча, хмурый, как грозовая туча, затем выудил из угла веник и вернулся к уборке. Сначала мочил прутья в ведре с водой, как научил Том, а уж потом сметал в центр мастерской. Пыль постепенно оседала, запах мокрого дерева и бетона лез в ноздри, Антонин сопел, косился на Тома, который работал молча и сосредоточенно.
Вдруг Антонин отбросил веник, заскулил:
— Как ты это делаешь? Я тоже так хочу!
— Ну, что опять? – нетерпеливо отозвался Том.
— Ты вроде тоже работаешь, – стал жаловаться Антонин, – но как‑то иначе… Тебе вон и не скучно вовсе. Почему?
— Я думаю.
Антонин не отставал:
— О че–ом?
— Обо все–ом, – передразнил Том. – О Слизерине, о печатях, о Крестной, о книгах, о тебе… о надоедливом.
— Везет, – загрустил Антонин, – а мне даже подумать не о чем.
— Как сказал бы отец Клемент, думай о душе.
Антонин нахмурился, поднял веник и внезапно спросил:
— А обедать мы где будем?
Том искренне рассмеялся, обернулся:
— Нет, Антонин, желудок и душа не синонимы.
Антонин оценил ответ: криво ухмыльнулся. На прутьях веника налипли клочья паутины, стружки, дохлые мухи и потускневшие крылья мотыльков. Все‑таки уборка скучное занятие. Антонин прошел к лестнице, подмел ступеньку и уселся так, будто это он хозяин мастерской, дома и вообще всего мира. Следующий вопрос тоже прозвучал по–хозяйски неторопливо:
— А в городе одни маглы?
Том с трудом передвинул стремянку, уточнил буднично:
— А тебе кто нужен? Тролли, гоблины, великаны?.. Феи?
— Вообще‑то маги, – не смутился Антонин, – такие как ты и твоя Крестная.
— Крестная – сквиб.
— Но она все равно из волшебного мира, знает его законы, живет по ним. – разглагольствовал Антонин, помахивая веником в такт словам. Локтем оперся о верхнюю ступеньку, правую ногу отставил, во всей позе – наглость и леность. – Значит, говоришь, нет тут магов?
— Нет.
Том не раздумывал над ответом, не хотелось, просто брякнул, чтобы Антонин отвязался.
— Это хорошо–о, – размышлял Антонин вслух. – Будь тут маги, могли бы признать меня. А признали бы, так и до деда недалеко. А уж он на этот раз точно за розги возьмется, двенадцать лет только грозился, а теперь… ох, чую!.. возьмется. И буду я как Августус садиться на стул и кривиться от боли.
— В приюте до сих пор розгами пользуются, – заметил Том между делом.
Антонин поморщился, недовольно заерзал.
— Детей бить нельзя.
Том, вытирая руки тряпкой, прильнул спиной к стремянке, плечи тихо ныли.
— Таких как ты иногда даже нужно.
— Но–но! – пригрозил Антонин грязным веником. – Я бы попросил тут!
Решив, что отдых весьма кстати, Том потеснил Антонина на ступеньке, полуприлег рядом.
— Раз уж начали разминать языки… Давай, рассказывай, отчего у тебя этот нездоровый интерес к маглам?
— Сразу «нездоровый»… – проворчал Антонин. – А я‑то думал, ты уже догадался.
Том легко парировал:
— А я догадался, но хочу удостовериться.
Антонин осклабился.
— Хитрец. Добро, будем считать, я купился. А история давняя, слушать придется долго.
— Можно продолжить уборку… – сказал Том, сделал вид, что встает.
Антонин удержал за плечо.
— Сиди уж. Буду сокращать мемуары.
Том с усталым стоном откинулся обратно, ребро ступени упиралось в спину, но лучше уж так, чем сидя. Антонин почесал кончик носа, видно смущался говорить о себе.
— Тебе как?.. с историей или строго по пунктам.
— Давай с историей, – улыбнулся Том, – люблю волшебные сказки.
— Итак, с историей, – повторил Антонин рассеянно, хлопнул по коленям. – История… вот… мне тогда лет пять–шесть было. Мы к тому времени с дедом одни в доме остались… всякие репетиторы и домовые не в счет. Однажды дед по каким‑то очень важным делам отправился в Косой переулок… Сейчас отвлекусь, чтобы разъяснить. Я… мне в общем… по правде, шкодил я тогда очень много. Без ума шкодил. Назло. И накануне так случилось, что я чуть дом не спалил… не с целью, вышло так. Меня Коргоруш допек мытьем шеи… вот я «Ежедневный пророк» в камине и запалил, давай по всем комнатам этого кошкообразного гонять… Шерстью воняло аж во дворе. Ох, влетело мне от деда крепко! И вдобавок после этого он побаивался оставлять меня без присмотра.
— Разве с репетитором или сиделкой это «без присмотра»? – спросил Том.
Антонин отмахнулся:
— Как гоблину хворостинка. Так вот… Дед как по делам соберется ехать и меня с собой, чтоб я всегда на глазах был. И в этот раз тоже. Мы по лавкам ходили, к дедовым знакомым… я в его дела никогда не лез, в разговоры не встревал, потому и заскучал быстро. Дед тогда всего минут на десять отвлекся, спор завязался нешуточный, у него и лицо покраснело… и я смог ускользнуть. Тут же недалеко бродил… от витрины к витрине, чесал затылок, считал камни на мостовой. И как‑то случайно набрел на утильную лавку старика Ловкача. Она в самом тупике, с обеих сторон богатые магазины одежды и товаров для квиддича, а она меж ними зажата, навроде гнилого зуба меж здоровых, маленькая, тусклая, серенькая. «Порядочные» маги ее стороной обходили, даже не глядели, а меня как приворотным зельем потянуло. Как сейчас помню, на витрине была надпись «Оплата исключительно магловскими фунтами»… это теперь я могу прочесть, а тогда не знал, просто глазел за стекло. А там… уйма всякого ненужного магловского хлама, но если хорошенько приглядеться, можно отыскать стоящие вещички… Я почти сразу заприметил ручку. Обычную магловскую… как у нас волшебные перья, но она была с золотым пером. Тут на плечо опустилась ладонь, и на этом моя прогулка закончилась: дед отыскал меня быстрее, чем я ожидал… На уговоры о покупке ручки наградил долгими нотациями, лекция о примитивности магловского мира сопровождала меня до самых дверей дома. Я чуть с ума не сошел, а вечером за ужином был оглашен список строгих запретов. Пункт первый – не приближаться к магазину Ловкача и всему, что связано с маглами… Этот список до сего дня на двери в моей комнате висит, не отдерешь… видно, Дзяд постарался.
