Серазан рассеянно огляделся, поднимаясь на ноги, поднял пару крупных темно-красных ягод, слетевших с грозди, покатал на ладони.
— Бедные ягоды… А здесь будет весьма уместна уборка — как только вы почувствуете себя достаточно хорошо для этого.
— Еще немножечко — и я приберу! — заверил Грин, мысленно продумывая процесс выбивания воды из ягод. «Немножечко» растянулось аж на полчаса, после чего Грин медленно, но верно пополз собирать рассыпанное.
Тесс, терпеливо и молча дождавшийся, пока ученик отойдет от последствий собственных экспериментов, так же молча пристроился у сушилки, по собственному даже излишне богатому опыту рассудив, что собирать мелочь с пола вниз головой, а потом мыть и раскладывать ее же под потолок в положении прямо противоположном парню все-таки пока не стоит.
К тому же вдвоем получалось быстрее.
И безопаснее.
В сушилке над плитой сохла празднично-алая горбина, в щели за-под буфетом точил зубки вуглускр, а Серазан Тесс сидел за столом, рассеянно окручивал куском бечевы ягодную кисточку — привесить к притолоке, леший скажет зачем, но пусть будет для красоты — и время от времени тихонько усмехался.
Ученик радовал. Загулять с незнакомцем, свести Мастера к бывшим соплеменникам, организовать шухер вокруг радиопередатчика… а наутро того же Мастера поволочь в лес по ягоды, да не простые, а целебные — в голове не укладывалось.
Но было. И домашний вихрь в полуабсурдную картинку вписывался замечательно. Зато установившаяся сухая и ясная погода, явно последние погожие деньки перед дождями и морозами, означала, что следующим в ходку «до чащи» отправится сам Тесс. За мясом, вообще-то, но в данный момент ему казалось, что скорее для равновесия. Собственного душевного.
Хотя осенней охоте была самая пора — фырчащую лесную птицу и косых ушастиков Серазан таскал к столу исправно круглый год, но до зимы, в запас к снегам и холодам, следовало наловить да настрелять побольше, нежели обыкновенно «для обеда». А это значило, что уже завтра Серазан пройдет-расставит все силки, какие есть в хозяйстве, насторожит кулемы, проверив заодно маршруты, по которым можно будет пересечь тропы рогатых и вернуться с добычей так, чтобы тащить ее на себе не три дня, а один… И сколько позволит погода следующих дней пропадать в лесу, то добираясь в ночь домой, то оставаясь на стоянку где придется, столько и проходит в нем, не расставаясь с бластером и арбалетом.
Будь жив Дорр, можно было бы заходить дальше и делом заниматься дольше, но теперь добычу принимать некому, а как удобно было, когда старший помогал свежевать, разделывать, коптить… Посмеивался над неумением Тесса ощипать в считанные минуты мелкую птичку и над позорной склонностью бледнеть и ужасаться, видя процесс потрошения того, что сам же убивал и собирался жарить-жрать с костями, урча и облизываясь.
Посмеивался — не обидно, а помогал всерьез, и — как и всему, без чего в лесу нет жизни — вновь и вновь учил…
Тесс вздрогнул, выныривая из одних воспоминаний, только чтобы неуютно поежиться от следующих. Лето, жара, с внезапным «ох, нехорошо мне» добирающийся до завалинки учитель — эх, знал бы Серазан, что есть на планете и база с современным оборудованием, и средство вызвать помощь… Знал бы, да — но сейчас Тесс жестко оборвал конец бечевки, запрещая себе тосковать. Хватит, полсезона потеряны в печали, а Вульфрик не говорил про передатчик вовремя и уже ничего не мог сказать, когда его свалило.
Теперь же, когда аппарат отдан — с глаз долой отправлен! — думать о нем вовсе неактуально. Разве что…
Разве что Грина лучше бы одного в доме не оставлять. Сам Серазан-то, если что, и Блейку, и кому угодно прочим предъявит и вуглускра, и встречные претензии, а вот парень…
А парень — маг. Предъявит так хорошо подошедший ему дорров посох. Но все же и с бластером его научить обращаться не помешает.
* * *
Но на следующий день было не до того: Серазан, промешкав с утра в сборах, прошелся по перелескам ближним кругом, выбирая места для ловушек и силков, расставил… Попутно подстрелил пару фырчей, оставшись страшно довольным собой — даже спустя два года местной жизни арбалетчик из него был не из лучших, но тут птица перла на свист, словно намагниченная.
Выпотрошил, мысленно плюясь в адрес требухи, соли и древесных иголок со смолой, забросил дома на ледник и вторым кругом, пока не стемнело, рванул на первую четверть маршрута — проверять силки.
Вернулся затемно с кое-какой добычей, раскинул на пальцах между ленью и усталостью и все-таки, вопреки прежним намерениям, осчастливил пойманного за ужином Грина просьбой провести пару дней в доме, за переработкой добытого: «Завтра будет больше, я один не справлюсь,» — и действительно, назавтра «по цветочку» обпетлял округу от силков к силкам.
То ли расставил он их так неожиданно правильно, то ли просто ему в этот день везло, а добычи получилось столько, что только и успевай таскать и сдавать.
Вытаскивать пойманных птиц из петель было несложно, но муторно, и надоело быстро. Поэтому больше самоловов Тесс не оставлял, и еще через ночь удрал уже всерьез, в расчете на арбалет, добычу покрупнее, а если не получится, так хоть на удовольствие.
Грин забирал у Тесса фырчей, ощипывал сразу же, чтобы нежное мясо не портилось. Когда занимался первыми принесенными Мастером птицами, еще любовался на пестрое оперение, следующих трех щипал уже машинально, думая о чем-то своем. Развел коптильню, на угли накидал душистые ветки, доводил птиц до готовности, закладывая на решетку по пять штук зараз.
Фырчи, и так небольшие по размеру, становились похожи на пирожки размером с два мужских кулака, розовое мясо их коричневело и ржавело, теряя капли жира, пропитываясь запахами дыма и дерева. Зимой будет хорошо заварить чай и съесть такой «пирожок» вприкуску к ржаной лепешке.
Вообще-то так делать чересчур лакомо, одна птица на трех человек распаривалась с кашей или расщипывалась на хлебово, но в первый вечер, когда Тесс не пришел, а заночевал в лесу, Рон с наслаждением умял одного копченого фырча целиком, обсасывая каждую косточку, вспоминая дом, и маму, отца, сестер, и деда-колдуна, жившего в лесу на отшибе от всех.
Тот тоже был молчаливый, в доме его Роньке больше всего нравился сундук, набитый книгами и свитками. Была там азбука, и своды разных правил, колдовских и житейских, записки с разными заклятиями, написанные на чем угодно, некоторые даже на тряпках или на коре. Этот сундук напоминал книгу с экраном, которую дал Тесс. Только в книге Тесса все было упорядочено и печатно, а в сундуке надо было долго копаться, разбирать хитрые завитки разного почерка, а иногда расшифровывать словесные загибы, которыми прежние люди обозначали то, что их окружало. Рон тогда готов был поселиться и жить в этом сундуке, как платяная моль в шкафу, но дед много читать не давал, выгонял смотреть травы и зверей, утверждал, что именно через это можно научиться магии, а язык — текучий, как вода, и слова его меняют значения так же легко, как деревья сбрасывают по осени ненужную листву.
