— Когда же ты, наконец, сдохнешь! — взревел Син и оттолкнул Амедео почти физически, но тот ловко увернулся от едва видимого кулака. Первый раз, второй, третий.
Издалека видно было только то, как Амедео упал, но от чего — нет. Все вспыхнуло в душе Тасмира, он обогнал Амнэрис и накинулся на Балскове, применив доступные ему силы, магические.
— Нет! Отец! Не надо!
Но он был слишком далеко, чтобы услышать, слишком далеко. Никогда Амедео не испытывал отчаяния, но сейчас он ничего не мог сделать только смотреть, как Тасмир, окутанный сетью собственных силовых потоков, убивал себя. Поднявшись с земли, он подскочил к Балскове и схватил его за руки. Син пошатнулся, в его душу ворвалось чужое сознание, чужая воля, чужая душа, которая изгоняла все его естество, и он не мог противостоять этому натиску. Его страсть, сила его желаний была тусклым огнем по сравнению с силой этого желания. Каждая частица тела Балскове напряглась, готовая вот-вот взорваться, оставалось лишь его воля, его желания, силовые потоки взамен естества. И они скручивались, складывались, связывались, принимали четкую форму. Син посмотрел в его глаза и понял, что он больше не властен разрушать. Быстрые молекулы меняли и замедляли свое движение, сила более была не подвластна, обращенная против, она повиновалась созиданию, она хотела быть оформленной. Невозможно! Последняя мысль, и каменная статуя замерла на месте.
Амедео отступил на шаг, смертное тело едва выдержало такое напряжение, он невольно упал на колени, но чувствовал и видел, как строятся и восстанавливаются разрушенные линия пространства, среди которых нет больше власти Тасмира. Она подошла к нему и положила ему на плечи свои руки. Сила, которой обладала только она, сила, с помощью которой она могла принять телесное обличье, сейчас она использовала в обратном направлении. Амедео умирал во второй раз.
— Миру нужен Великий Бог Справедливости!
Ярчайшая сфера окутала их обоих, все, даже богини, вынуждены были закрыть глаза, а четверо драконов на скале — отвернуться и закрыть голову руками и, все равно им казалось, что свет проникает со всех сторон. Всепроникающий свет закона и души.
Но свет сменился на мягкий, и раздалось Пение. Пение, звуковыми волнами которого были сами нити пространства. Душа Мира торжествовала, ибо равновесие вернулось в мир, и восторжествовала Справедливость. Сложно сделать выбор в пользу добра или зла, ведь малейшая ошибка может повлечь перевес одной стороны, но еще страшней не видеть одной из сторон, скрытой, неявленной, но существующей бок о бок с нами.
Пение, невероятное, ведь, казалось, пело, само пространство заставило замереть каждого воина, как со стороны Чертомира, так и со стороны Царства Льва. Последние взрывы утонули в тишине, даже раненые почувствовали облегчение, боль отошла на десять шагов. Но если они не понимали, что это, и могли только дивиться и наслаждаться красотой этого пения, праздника Мира, то Горавн в ужасе искал спасения и не находил. Он знал, что это означает, и первым, что он мог и должен был сделать, это приказать всем вернуться на исходные позиции и восстановить разрушенный облик долины гейзеров. Чертомир не понимал, что это, дети Льва не верили своему счастью, они порядком потрепали ряды гномов, которых обратно уносили драконы, но гномы, те, что оставались живы, могли только негодовать. Приказ Горавна.
— Какое красиво пение! — восхищенно прошептала Беатрис.
Но это восхищение совсем не разделял Яромир, он отчаянно искал кристаллы, которые чувствовал, они не упали в пропасть, но откатились на один из выступов, каждый из которых он судорожно ощупывал. Они где-то здесь и им не хочется принимать форму! Кто мог его видеть сейчас, обратить на него внимание?
Яромир искал, нервничал, едва не плакал, но в какой-то момент почувствовал, что нашел. Он коснулся их плотной для него оболочки, оболочки, представляющей продолжение него самого. Дитя другого начала, он мог только следовать воле своего бессознательного, которое полностью овладело сознательной частью.
— Что ты делаешь?! — воскликнул Андрей, который все еще стоял рядом Яромира.
Эльф надевал перчатки, видя это, Андрей в два шага подскочил к нему и схватил их, но не смог удержать и доли секунды, они обожгли его, сдавленно вскрикнув, Андрей отдернул руки и подался назад. Чувства или, скорее, нечто, лишь родственное им, руководило сейчас Яромиром, он не видел князя Бероева, но четко знал, где он находится.
— Нет! — крик, полный ужаса и отчаяния, крик Беатрис, она хотела кинуться к нему, но Георг успел схватить ее.
— Не надо, Беатрис!
Яромир поднялся, к нему вновь вернулась уверенность, какой он обладал, только видя окружающую действительность. Он обрел новое зрение. Пение стихло.
— Больно, Бероев? — чуть слышно спросил он, зная, что Андрей лежит на земле, прижимая к груди сожженные почти до костей руки. — Скажи спасибо, что я не успел надеть их, иначе бы так легко не отделался.
Но Яромир не чувствовал свободы, словно его окружал десяток воинов и каждый направил против него копье, он ощущал кончики этих копий. Но есть еще спасительные промежутки, не все воины готовы сражаться, а у него есть заложник. Резко наклонившись, он коснулся Андрея и вместе с ним перенесся к месту гибели Зору.
— Нет!
Восстанавливающееся пространство дошло до самого эпицентра первого взрыва, но воздух, возвращающийся в вакуумное пространство, был еще очень разреженным. Яромир жадно схватил ртом воздух, в него впились тысячи осколков, если погибнет он, то погибнет и орудие разрушительного начала.
— Воздух, больше воздуха! — отчаянно воскликнул он.
И подобно тому, как созидание само разрушило себя, разрушение само выбрало созидательный путь.
— Ему нужно помочь, — произнес Великий Бог Справедливости, протягивая руку вперед. Он перенесся сюда вместе со всеми, кто был на той скале, кроме, разве что Кайла.
Сверху на его руку свою положила Амнэрис, потом Георг и Руфина, Адэли и Азалия, Тэат, последней, Беатрис, подняв Андрея, она сама положила его сожженную ладонь. И яркий луч света пробежал от первой руки до последней, очертив спираль и создав шар, который тут же пронзили десятки, сотни, тысячи лучей, тысячи новых нитей пространства, среди них были невидимые, но полные силы и желания оформления частицы, некогда так стремящиеся к разрушению.
37 глава. Сплетение нитей
В просторную уютную комнату проникли лучи утреннего солнца, теплые и ласковые, они быстро заполняли пространство светом, и солнце начинало свой такой похожий и такой неповторимый путь. Ведь за кажущимся повторением скрыто вечное изменение. И это один из законов Природы. И даже многочисленные игрушки, разбросанные по комнате, имели совсем иное значение, чем двадцать лет назад, десять, и даже года назад.
