обретет совершенно новую форму. Потечет грязь. Каньоны разверзнутся и закипят.
– Горы уже пришли в движение, – сказал Олли-Колотун.
Он рассказывал о тварях, живущих в морях, о тритонах с горизонтальным и вертикальным ртом на морде. А также о существах в форме листьев вяза, обитающих в морских глубинах, с пятью глазами и длинным гибким хоботом, заканчивающимся клешнями. Об акулах с наковальней на спине. О птицах высотой в три метра, неспособных летать, которые с широко раскрытыми клювами гоняются за оленями по желтой, как золото, степи, сгибая и выпрямляя мускулистые ноги. Он говорил о ракетах, которые сделают люди и которыми будут стрелять в себя же на других планетах, до которых они доберутся, и как плохо все это закончится. Но человек будет двигаться дальше. Он найдет ворота, в которые постучится, и разрушит ворота, которые не откроются на стук. А к тем дверям, которые устоят, человек придумает ключ. И все время человек будет меняться. Его будет менять не только время, человека будет менять сам человек, и скоро появятся производные человека, а потом и другие существа. В конце концов, это ведь все материя, которая претерпевает изменения в бесконечном круговороте. Что представляет собой Земля? Не более чем приемную, в которой человек лишь ненадолго задержался.
Олли-Колотун говорил и о многом другом, а Элина слушала и понимала, что та часть Олли-Колотуна, которая все еще оставалась человеком, хотела путешествовать и обретать знания, как и любой другой человек. Вечерело, свет стал приглушенным. В какой-то момент Олли-Колотун исчез. И Элина отправилась на лодке в обратный путь.
11
– Болтаешь как нехристь какой, – сказал Эфраим.
– Я обобщаю по своему опыту, – ответил Аско.
Эфраим посмотрел на Аско как человек, который уже так долго выслушивает чужие бредни, что больше не в силах на них реагировать. В комнате не было света. Они сидели в сумерках. В воздухе плясали пылинки, и Янатуйнен чувствовала себя забытой на съемочной площадке, когда финансирование фильма внезапно прекратилось и все побросали свою работу, за исключением двух актеров, все еще ожидающих знака от режиссера.
– Откуда вы все это знаете? – спросила Янатуйнен.
– Про Олли-Колотуна, что ли? – уточнил Аско.
– Нет, про Юлияакко.
– Мы вместе в школе учились.
– Как такое может быть?
Аско взглянул на Эфраима как будто не понял вопроса.
– Ну вот так.
– То есть вы хотите сказать, что вам столько же лет, сколько и Элине Юлияакко?
– Да нет, Маркареетта Юлияакко мне ровесницей приходится.
– Кто-кто?
– Маркареетта. Марке. Из рода Ала-Токой.
– Она пишется Мар-га-ре-та, – уточнил Эфраим.
– Я разыскиваю Элину Юлияакко, – сказала Янатуйнен.
– А-а-а, – протянул Эфраим. – Это дочка Марке.
Янатуйнен бросила ручку на стол и посмотрела на мужчин. Повернулась к Эфраиму:
– То есть мы все время говорили не о том человеке.
Аско и Эфраим промолчали.
– Но ведь вы говорили о «молодой хозяйке фермы Юлияакко», – обратилась Янатуйнен к Аско.
– Ну разумеется, о ней и говорили. Об Элине мы и думать-то забыли, – сказал Эфраим. – А Элина что-то напортачила?
– И где эта Маргарета?
– Так померла уж девять лет как.
Янатуйнен потерла ладонями лицо.
– Час от часу не легче.
Аско выглядел растерянным.
– Марке померла?
Эфраим кивнул в сторону Аско.
– Я же сказал, что он бабахнутый.
Янатуйнен вздохнула.
– Что значит «бабахнутый»?
– Ну такой. Медленно соображает.
Аско уставился в стол.
– Марке померла.
– Мне надо идти, – сказала Янатуйнен. Она отодвинула стул и встала из-за стола. – Спасибо за угощенье.
– А зачем ты Элину ищешь? – спросил Эфраим.
– Она подозревается в совершении серьезного преступления. Значит, дом Юлияакко дальше по дороге?
– О господи ж ты мой.
– Там или нет?
– Там. Только тебе сейчас туда не надо.
Янатуйнен остановилась у своего стула.
– Почему это?
– Нынче Духова ночь.
– Что?
– Ночь после бури. Этой ночью духи бродят.
Янатуйнен уставилась на него.
Эфраим кивнул в окно.
– Посмотри на улицу.
Янатуйнен посмотрела. Погрузившийся в сумерки двор. Река.
– Не вижу там ничего особенного.
Аско очнулся от оцепенения и сказал:
– Кусти-покойник Духовой ночью пошел до ветру, да больше-то и не вернулся. Только ботинки и штаны остались перед дыркой в нужнике, а душу-то его духи утащили под землю.
– Да вы, похоже, надо мной издеваетесь.
– Можешь здесь на ночь остаться, – сказал Эфраим. – Только я все-таки скажу, что не понимаю, с какого беса ты к Элине прицепилась, тут какая-то ошибка.
– Ну, мы занимаемся расследованием, – ответила Янатуйнен.
Она знала, что если останется на ночь в этом доме, то не сомкнет глаз ни на мгновение. Янатуйнен подошла к окну и стала вглядываться через поле в опушку леса. Там стояла небольшая избушка и сарай.
– Кто живет в том доме?
– Сова, – сказал Эфраим.
– Хороший мужик, – добавил Аско. – Хоть и ошивается на ферме Юлияакко.
– В этой деревне есть гостиница?
– В этой деревне нет, – сказал Эфраим. – В поселке есть гостевой дом.
– Понятно. Переночую там.
– Я, по правде говоря, и не знаю, когда в нем кто-нибудь ночевал.
– Спасибо. Наверняка он отличный.
– То есть… по правде говоря, не знаю.
– Я поехала.
– Тогда езжай поскорее. Прыгай в машину и сразу езжай. И не останавливайся, если вдруг по дороге чего… жми до самого конца. Хотя сдается мне, что машины у тебя больше нет, раз ты воблина в ней оставила.
Янатуйнен натянула на ноги ботинки и выскочила на улицу.
Элина гребла прочь от острова. На берегу ее накрыло плотное облако еще более голодных комаров. Она медленно шла дорогой через поля обратно к дому. Свет был ярким, золотистым и как бы дымчатым. Она так долго прожила на Юге, что стала понимать туристов, которые летом приезжали в Лапландию и, не в состоянии уснуть, среди ночи болтались на улице, сбитые с толку отсутствием темноты.
Элина подумала о сделке, на которую согласилась.
В ней затеплилась надежда.
Все по-прежнему находилось в движении. Все, кроме часов, которые, казалось, застыли на месте, похожие друг на друга, жаркие и наполненные комарами. Она чувствовала, как время и обстоятельства тушат на медленном огне ее волю, но она у нее все еще сохранялась, и благодаря этой воле Элина плелась сквозь свет и тучи гнуса.
Посреди дороги валялось гоголиное перо. Погруженная в воспоминания и в свою боль и слабо осознавая окружающий мир, она чуть было не наклонилась, чтобы подобрать его.
Как Элина рюкзаками собирала птичьи перья, а Йоусия нашел камень в реке
Им нужна была игра. Они и сами об этом не догадывались, но это знали их тела, и как-то раз Йоусия сказал, что они устроят кукольный спектакль с мягкими игрушками. Элина подумала, что это хорошая идея. Они собрали кукол и плюшевых мишек и забаррикадировались на чердаке в доме Йоусия, где стали разыгрывать сцены из классических кинофильмов. Вскоре они поняли, что у них не получается достаточно глубоко выразить свои чувства игрушками, и тогда они принялись актерствовать сами. Вскоре они уже играли Скарлетт О’Хара и Ретта Батлера. Причем Элина была Реттом, а Йоусия – Скарлетт, потому что так было смешнее. Элина большим пальцем подняла голову Йоусия за подбородок и сказала, что ей отчаянно нужен
