Во мраке, что находился в полостях самого жаркого огня, Дженни видела, как он поставил на якорь свое нелепое судно и пошел по дороге к Бездне Тралчета. Черт возьми, не СЕЙЧАС! — подумала она. Трижды за десять лет до них доходили слухи, что это гномы Тралчета стоят за бандитскими налетами на фермы за рабами, что Владыки этой Бездны — они были известны людям как Рагскар и Рингчин — используют людей для работы в самых глубоких туннелях рудников, где воздух загрязнен и обитают скелки, живущие в земле, и пещерные духи. Джон не сдерживался при разговорах на эту тему даже с гномами Вилдума, которым он служил. И именно это заставило его покинуть Вилдум ночью, втихаря.
С трудом сидя перед жаровней с углями от усталости, она видела, как из ворот вышли гномы, приземистые, закованные в броню фигуры с фантастическими гривами бледных волос, протащенных сквозь шипы шлемов; видела, как они окружили его алебардами и копьями. Джон, нимало этим не обеспокоенный, тыльной стороной своей шипастой перчатки отстранил от себя лезвия, шагнул к командиру охраны ворот, схватил его руку и потряс ее; она чуть не слышала, как он воскликнул:
— Маггичин, старина…, — или Малдиварп, или Гандиснетч, или кто там еще,
— …как дела? А Их Величества у себя? Дай-ка им знать, что тут Джон Аверсин, дружище.
Двери за ним закрылись — черная железная утроба. Она и прежде пыталась заглянуть в Бездну Тралчета с помощью магического стекла, разыскивая рабов, но выяснила, что Бездна окружена заклинаниями магического кристалла и магией гномов. Она оперлась руками на лоб.
Джон, подумала она, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Вот уже несколько дней в перерывах между перевязкой солдатских ран и плетением в очередной раз исцеляющей магии она возвращалась к своей арфе и заклинаниям музыки, которые направляла сквозь нее, сквозь воду на поросшем мхом камне в сожженной рощице к юной ведьме в лагере Балгодоруса. Она знала, что девушка все еще без сознания. Через день она уловила в ее разуме оранжевый дымный свет факела в переплетении жердей и соломы на крыше, а от выхваченной посредине наспех сделанной еды — каши-размазни и сыра — в носу остался привкус резкой вони дыма, а на языке — грубая смесь трав и дешевого ликера. Потом картина ускользала, а она оставалась с раскалывающейся головой и сведенным желудком.
Сейчас, когда над этой землей шепталось прохладное спокойствие ночи, она отбросила видение о Джоне, а вместе с ним и все мысли о нем, как делали драконы. С арфой, висевшей за спиной, она слезла со стены по веревке и тенью двинулась в леса.
Рядом с поросшим мхом камнем она смочила пальцы в росе, погладила шелковистые волокна лунного света, словно скручивая нитку. Из тех нитей она снова сплела паутину магии и светлым пологом набросила вокруг себя: лунный свет и тишина, сияние звезд и мир. А когда паутина была сплетена, она подняла арфу и нежно, мягко запела — о надежде, о тоске; о нежности, задушенной, похороненной и забытой на годы.
Дитя, думала она, еще не поздно.
Незадолго до рассвета она услышала шорох грубой шерсти в зарослях орешника и легчайший хруст травы под ногами, обутыми в мягкую обувь. Ей было трудно оторваться от мрачно сиявших пучин музыки. Она рассчитала, когда девушка перейдет через ручейки, один поменьше, другой побольше, услышала, как ее куртка из шкур смахнула березовые сучья прямо на вырубке.
В первую очередь взгляд девушки к камню притянула музыка, что выходила из водоема в нем. Открыв глаза, или скорее приспособив их к обычному зрению и обычному восприятию, Дженни увидела, что девушка не замечает ее, думая, что это еще одно дерево или скала чуть меньше первой.
Для своего возраста девушка-ведьма была высокой, худой, худобой тех несчастных охотников и ловчих, что год за годом прозябают в глуши лесов, едва ли видя кого-либо, кроме своих семей. Эти люди хотя и не совсем опускались до уровня мьюинков или грабби, но часто бывали чрезвычайно грубы. За долгое знакомство Дженни с ними у нее было полно сведений о жестокости, случайных убийствах и кровосмешении, о почти невероятном невежестве и нищете. Такими же преступлениями было отмечено и длинное узкое лицо девушки, угрюмое и грязное, на котором сквозь жесткую копну волос всматривались огромные глаза. Ее крупные губы были мягки и печальны. Она направилась к камню через вырубку и удивленно потянулась, чтобы обмакнуть пальцы в расщелину с водой, а потом коснулась мокрыми кончиками глаз, рта, висков.
Зная, что девушка еще не отошла от удара по голове, Дженни постаралась, чтобы ее голос прозвучал как во сне. — Чего ты хочешь, дитя?
Девушка покачала головой. — Мою маму, — ответила она от всего сердца.
— Как тебя зовут?
— Изулт. — Она подняла голову, удивившись при виде маленького темного силуэта Дженни во мраке под деревьями.
Будучи сама магом, девушка видела сквозь иллюзии, и Дженни не применила ни одной, только нежность, что она использовала для сыновей. — Балгодорус добр к тебе? — Дженни подумала, что она ненамного старше Яна.
Девушка кивнула. Потом она сказала:
— Нет. Но не хуже, чем папаша, когда напивался. Кое-кто из них хуже.
— Но ты не должна позволять им обижать себя, — мягко убеждала Дженни. — Для этого и существует магия.
Изулт засопела и потерла голову, не затылок, куда попал камень из пращи Дженни, а виски. Дженни заметила свежий синяк на глазу, треугольный шрам на тыльной стороне руки, похожий на след от раскаленного лезвия ножа. Были и более старые шрамы такой же формы, и след на подбородке, — отпечаток зубов, который остается у женщины, когда мужчина бьет кулаком в челюсть. — Я боюсь,
— сказала она. Ее короткие плотные пальцы теребили незавязанные концы рубашки. — Солдаты начинают вопить на меня и колотить, и я не могу думать. Я злюсь, словно могу призвать огонь и швырять в них горстями, но чаще всего это не работает. А Балгодорус, он говорит, что если кто-нибудь из солдат, кто-нибудь из них, пострадает, мне же будет хуже. Я не могу заставить это работать все время.
Исцарапанные пальцы крутили и теребили шнурки, а темные от кровоподтеков веки скрывали глаза.
Неверный источник, подумала Дженни. Никакого представления о том, откуда приходит сила, или как она меняется с фазами луны или перемещением звезд. Бедный ребенок вероятно, даже не знает, как отследить собственные лунные циклы, чтобы улучшить ауру тела.
— Ты бы хотела уйти от него?
Веки резко распахнулись, взгляд, как у оленя, которого заметили в чаще за миг до залпа. Тело девушки задрожало, когда она вставала на ноги.
— Что это? Не подходи. — В последнее слово она вложила Силу, мягкое касание, что можно было сбросить, как прикосновение застывшей руки. Губы девушки дрожали.
