— Давай поживее! — посмотрев на часы, крикнул он солдатам, грузящих в вертолет длинные и короткие деревянные ящики. — Из Боровска улетите быстро. Из Боровска каждый час какой-либо борт идет на Губернаторск. А если к вам попадешь — бывало и по два дня сидели. Поганые места. Как ни прилетишь — всегда что-нибудь происходит.
— Это точно, — сказал Шпарин, смотря в небо.
«Не хватало появиться Древаке и конец путешествию».
Правая нога начала выбивать дробь по бетонке плаца.
«Иду вразнос. Нервы сдают. А сколько можно? Двое суток непрерывного сумашествия плюс сегодняшняя веселая ночка. Милый доктор Евпахов, повар Давкин. Убийство. Инга! Я постоянно думаю о ней, на автомате делая остальное и никуда от этого не деться».
— Миша-а! — услышал он женский голос, с которым уже бы не спутал никакой другой.
Бегущая женская фигурка в розовом халатике среди тополей, на краю плаца, рядом с вертолётом.
«Инга!».
Шпарин сделал несколько шагов навстречу.
— Миша! — сказала девушка, заглядывая ему в глаза, так глубоко, что Шпарину стало не хватать воздуха.
— Миша! — повторила она, хватая его за рукав. — Сбегаешь? Два года… Зачем ты это делаешь? Неужели это нельзя было сделать завтра, послезавтра или вообще никогда не делать? Что с тобой? Зачем?
Заплыв далеко в море и поймав открытым ртом случайную приличную волну, Шпарин однажды тонул. Сейчас происходило то же самое. Медленное погружение в темное, темносинее море, полное слез.
Отчаянный поиск нужных слов.
— Капитан, заканчивайте, — раздался бас лейтенанта. — На борт.
— Инга! — прошептал Шпарин, пряча лицо в волосах девушки. Нужных слов не было. — Инга!..
— Шпарин!? Ты что?.. — Инга оттолкнулась от него, как от стенки, улыбнулась, вытирая слезы, и пошла прочь, постукивая каблучками по шевелящемуся от пуха бетону.
— Жена? — спросил рыжеватый вертолетчик.
— Нет!
— Женат?
— Нет!
— Что не берешь с собой? Такую не отпускают!
— Обстоятельства, — сказал Шпарин, глядя вслед согнутой фигурке, обхватившей себя за плечи. — Пока неразрешимые. Понимаете, если поймать всех кошек, каких я видел в жизни и, выражаясь фигурально, засунуть мне в душу и они начнут там скрестись, это примерно и будет то состояние, в котором я сейчас нахожусь.
— Некоторые обстоятельства сильнее некоторых обстоятельств, — загадочно произнес лейтенант.
— А я вас помню, — Шпарин всмотрелся в лицо вертолетчика. — Легионер. Теперь пилот. Стояли недавно вместе перед аутодафе. Ну, точно. Нос с горбинкой, зеленые глаза, рыжие волосы. Запоминающаяся внешность. Дайте-ка я на вас посмотрю поближе…
— Мало ли кто с кем стоял рядом, всех не упомнишь, — вертолетчик отвернулся. — На борт! Штурман в машине, бортмеханик отсутствует по уважительной причине.
Шпарин забрался в вертолет, уселся на откидное сиденье и пока летчики запускали двигатель от нечего делать толкнул ногой ближайший к нему длинный ящик. Без маркировки. Из плохо обработанных досок. Едва закреплённая крышка ящика сдвинулась и Шпарин увидел ряды аккуратно уложенных ровных палок с металлическими наконечниками. Вскрыл другой, то же самое. Сорвал крышку у короткого ящика. Переложенные тканью обоюдоострые мечи в ножнах.
«Очень интересно. Мастерские у них тут что ли? И куда мы всё везем?».
Корпус вертолета прекратил вибрировать, двигатели шумно набрали обороты и База медленно ушла из под ног.
Шпарин одел наушники и прислонил нос к иллюминатору.
Сплошной лес. Дым от пожара уже не поднимался вверх, потерял силу и стелился понизу.
Через несколько минут справа появился комплекс окруженный антенными полями. Ряды гигантских овальных зеркал и проволочных катушек на треногах уходили за горизонт. Прямоугольнички пожарных машин под зеркалами казались букашками. Белые высотные башни. В центре — пульсирующий кокон. Внутри кокона бесновалась оранжевая масса. Кипела и набрасывалась на стенки. Верх одной из высотных башен развален. Из пролома выглядывала толстая спираль, фыркающая желтыми искрами.
Вертолёт ушел левее, солнце вышло из облаков и ударило по глазам.
«Холм», проклятый «Холм»! И почему его не разнесло совсем? Нет, подождите, Михаил Иванович, здесь вы не правы. Идейка-то уже оформилась, не до конца, но всё же… «Холм» единственный путь домой. Когда-нибудь я доберусь до него. Одному не справиться. На север через юго-запад. С Базы куда угодно, затем обратно. Пусть пока постоит на месте».
Шпарин положил руки на колени, опустил голову и под невесёлые мысли и рев турбины незаметно задремал.
Он очнулся, когда вертолет резко дернулся и провалился вниз. У Шпарина ёкнуло сердце. Он судорожно схватился за ремни и пристегнулся. Машина прекратила падать, выпрямилась и полет продолжился.
— «Проклятье! — послышался в наушниках голос Дремова. — Вот он!».
— «Не пойму, что это было? Приборы в порядке», — сказал новый голос.
Вертолет начал делать разворот и пошел на снижение.
— «Хочу сделать доброе дело. Над этими гиблыми местами может случиться самое невероятное. Можно даже увидеть свою прабабушку, сидящую на облаке или, что ещё хуже, самих себя, летящих рядом».
— «Возвращаемся, командир?».
— «Посмотри на «четверть третьего».
Мимо них, параллельным курсом, навстречу проскочил такой же вертолет, с таким же, как и у них, бортовым номером.
— «Едва не столкнулись! — простонали в наушниках. — Система оповещения не сработала. На локаторе его не было».
«Никаких запросов, никаких переговоров с наземными службами. Ладно, их здесь может и нет. Но в этом, как его, Боровске они обязаны быть. Полное радиомолчание. Просто взяли и полетели. Потом этот «Летучий Голландец». А я клялся не удивляться. Что творится? Флуктуация, кавитация, турбуленция. Чуть не угробили. Хотя кавитация не из этой оперы».
— «Первый и последний мой рейс сюда с вами, командир! — продолжал ужасаться голос. — Мне хватило той сверкающей штуки, которая зависла над нами, когда подлетели к Зоне».
Вертолёт жестко сел в один из желтых кругов в белом треугольнике.
«Здравствуй опустевшая База и Особый Охранный Отряд. Давно не видались. Жив остался и слава богу. Но, кажется, на эти края его влияние не распространяется. Интересно, сидел ли я в том вертолёте? Не будем расстраиваться. Уберусь отсюда немного позднее… Зато увижу Ингу».
— Выходите, капитан, — сказал пилот, открывая люк. — Не знаю почему, но вы мне симпатичны. На прощание хочу вам кое-что сказать. Никто не знает сколько у него жизней. Сегодня мне показалось — у меня последняя, а у вас теперь есть кое-что в запасе. Надеюсь вы выпутаетесь. Понимаете, о чем я? Идите к своей девушке и будьте счастливы. Когда-то меня звали Дремиус. Не моё время. Bene tibi. Пусть у вас всё будет хорошо.
