— Так, — кивнул головой Сопеспиан.
— И если он убьет, мы выиграем эту войну.
— Конечно. А если нет?
— Ну, если нет, то у нас будет такая же возможность выиграть ее без короля, как и с ним. И нет нужды говорить вашей светлости, что Мираз не такой уж великий военачальник. А потом мы окажемся победителями и без короля.
— Вы имеете в виду, милорд, что вам и мне может быть так же удобно управлять этой страной без короля, как и с ним?
Лицо Глозиля скривилось: «Не забывайте, что мы посадили его на трон. Все годы он наслаждался, а какие плоды получили мы? Как он отблагодарил нас?»
— Ни слова больше, — ответил Сопеспиан, — взгляните, нас зовут к королевскому шатру.
Подойдя, они увидели, что Эдмунд и два его спутника сидят, и их угощают бисквитами и вином. Они доставили вызов и ждали, пока король обдумывал его. Поглядев на них вблизи, два тельмаринских лорда решили, что все трое очень встревожены.
Внутри шатра они нашли Мираза, он был без оружия и кончал завтракать. Лицо его покраснело, выглядел он сердито.
— Вот! — прорычал он, швыряя им пергамент через стол. — Посмотрите, какие нянькины сказки наш нахал-племянник прислал нам.
— С разрешения вашего величества, — сказал Глозиль, — если этот юный воин, которого мы видели снаружи, и есть король Эдмунд, упоминаемый в послании, тогда я назову его не нянькиной сказкой, а опасным рыцарем.
— Король Эдмунд, тьфу, — ответил Мираз, — разве ваша светлость верит в эти старушечьи басни о Питере, Эдмунде и остальных?
— Я верю своим глазам, Ваше Величество.
— Ну, это не важно, — отозвался Мираз, — но что касается вызова, я уверен, что у нас одно мнение.
— Я тоже уверен, Ваше Величество.
— Какое же? — спросил король.
— Правильнее всего было бы отказаться, — сказал Глозиль, — хотя меня никогда не называли трусом, я скажу, что встретиться с этим юношей в битве было бы слишком большим испытанием для моего мужества. И если (как может оказаться) брат его, Верховный Король, еще более опасен, — ради вашей жизни, мой повелитель, не имейте с ним никакого дела!
— Чтоб тебе пусто было! — закричал Мираз. — Не такого ответа я ожидал. Думаешь, я спрашиваю тебя, бояться ли мне встречи с этим Питером (если он вообще существует)? Думаешь, я боюсь его? Я спрашивал тебя о благоразумности этого дела; стоит ли, имея преимущества, рисковать ими в поединке.
— На это я только могу ответить, Ваше Величество, что конечно, надо отказаться от вызова. Смерть видна в лице этого странного рыцаря.
— Ну вот, ты снова об этом! — Мираз был уже в полной ярости. Вы хотите, чтобы я почувствовал себя таким же трусом, как ваша светлость?
— Ваше Величество может говорить все, что хочет, — вкрадчиво произнес Глозиль.
— Ты как старая баба, Глозиль, — сказал король. — А что скажешь ты, милорд Сопеспиан?
— Не стоит говорить об этом, Ваше Величество, — прозвучал ответ. — То, что Ваше Величество сказали о благоразумии, пришлось очень кстати. Это даст вашему величеству отличный повод отказаться без того, чтобы честь или храбрость вашего величества были поставлены под сомнение.
— О, небеса! — воскликнул Мираз, вскакивая на ноги. — Похоже, и тебя околдовали? Думаешь, я ищу повод для отказа? Ты мог бы вдобавок назвать меня в лицо трусом.
Беседа протекала именно так, как хотели оба лорда, поэтому они промолчали.
— Я понимаю, что это значит, — Мираз так пристально поглядел на них, что глаза его, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит. — Вы сами трусливы как зайцы, и имеете наглость воображать, что моя храбрость похожа на вашу! Поводы для отказа! Извинения вместо поединка! Разве вы солдаты? Разве вы тельмаринцы? Разве вы мужчины? И если я откажусь (как меня заставляют звание главнокомандующего и военное благоразумие), вы будете думать и других научите, что я испугался. Что, не так?
— Ни один мудрый солдат, — сказал Глозиль, — не назовет трусом человека в возрасте вашего величества за отказ от поединка с великим воином в расцвете сил.
— Так я не только трус, но еще и старик, одной ногой сто ящий в могиле! — проревел Мираз. — Я скажу вам, что это значит, милорды. Своими бабьими советами (шарахающимися от правильного единственно благоразумного решения) вы добьетесь противоположного своей цели. Я предполагал отказаться от вызова. Теперь я его приму. Вы слышите, я приму его! Я не буду позориться из-за того, что какое-то колдовство или измена заморозили вам обоим кровь.
— Мы умоляем Ваше Величество… — начал Глозиль, но Мираз выскочил из шатра и было слышно, как он выкрикивает приветствие Эдмунду.
Лорды переглянулись и тихо захихикали.
— Я знал, что он это сделает, если хорошенько разгорячится, — сказал Глозиль, — но я не забуду, как он назвал меня трусом. За все будет заплачено.
В Аслановом кургане началось страшное волнение, когда всем сообщили новость. Эдмунд с одним из капитанов Мираза размечал место для поединка, вокруг него устанавливали канаты и шесты. Два тельмаринца должны были встать по углам, а третий в середине с одной стороны, как распорядители турнира. Трех других выставлял Верховный Король. Питер как раз объяснял Каспиану, что он не может быть распорядителем, потому что они собираются биться за его право на трон, когда внезапно густой сонный голос произнес: «Прошу вас, Ваше Величество». Питер повернулся и увидел, что это старший из медведей Толстяков. «С позволения вашего величества, — произнес он, — я медведь».
— Конечно, и отличный медведь, не сомневаюсь, — ответил Питер.
— Всегда, — начал тот, — правом медведей было поставлять одного из распорядителей турнира.
— Не разрешайте ему, — прошептал Питеру Трам, — он доброе создание, но опозорит нас. Заснет и будет сосать лапу, даже перед лицом врага.
— Ничем не могу помочь, — сказал Питер, — потому что он совершенно прав. Медведи имели эту привилегию. Трудно представить себе, как это сохранилось в памяти, когда столько всего было забыто.
— Прошу вас, Ваше Величество, — повторил медведь.
— Это твое право и ты будешь одним из распорядителей, — разрешил Питер. — Но ты должен запомнить — сосать лапу нельзя.
— Конечно, нельзя, — возмутился медведь.
— Ну, а что ты делаешь сейчас! — заорал Трам. Медведь вынул лапу изо рта и сделал вид, что не расслышал.
— Сир! — пропищал тоненький голосок откуда-то снизу.
— А, Рипичип! — Питер огляделся вокруг себя, как обычно делают люди, когда к ним обращается мышь.
— Сир, — заявил Рипичип, — моя жизнь в вашем распоряжении, но моя честь — моя собственность. Сир, среди моих людей есть единственный трубач в армии вашего величества. Мне казалось, что именно нас нужно было послать с вызовом. Сир, мои люди глубоко опечалены. Возможно, если вы назначите меня распорядителем турнира, это удовлетворит их.
