Бенард стоял в толпе. Он отчаянно хотел спать и охрип после разгульной ночи, и все же услышал предсказания Ингельд: осторожные, но не пугающие. Хорольд велел принести больше жертв, чем обычно, однако дал разрешение на обычный праздник. Неужели с тех пор какая-то ошибка разгневала богиню? Или Сансайя пала жертвой воображения? Разумеется, увиденное ею могло иметь отношение только к сегодняшней аудиенции, а Ингельд интересовала судьба всего города в течение целого года. С точки зрения Хорольда, утренняя аудиенция прошла не слишком удачно. Можно только догадываться, что думает о ней Катрат.
Стоя над крышами дворца и красными парусами плывущих мимо лодок, Бенард смотрел, как Врогг, самая могущественная река, прокладывает себе дорогу по равнине и исчезает вдали у так называемой стены мира. Весной Косорд превращался в остров, ведь даже когда в реке было мало воды, она стояла выше уровня равнины, так что самый обычный разлив затапливал набережные. Если этого не происходило, наступал голод. В нынешнем году разлив был вполне приличным, не слишком сильным, но каналы, пересекавшие равнину, все еще заполняла вода, и зеленые ростки уже начали появляться на полях: жди хорошего урожая.
Сверху Косорд был почти не виден. Маленькие дворики у домов походили на крошечные зеленые точки, но крытые соломой крыши сливались с грязными улицами и стенами — да и с рекой и долиной. Людей, занятых своими делами, скрывали ветви деревьев или свесы крыш, так что даже Светлые, глядящие вниз с голубых небес, могли подумать, что населен лишь берег реки, где располагались доки, рынок и главная улица.
Яркое сияние солнца слепило опухшие и больные глаза Бенарда. Прикрыв их рукой, он огляделся по сторонам и в очередной раз поразился тому, как велик мир. На востоке и севере небо окрасили глубокие синие тона; на юго-западе оно было бледным, точно пахта. Там раскинулся огромный Океан, теряющийся в синеве неба.
Пока Бенард раздумывал, дождаться Ингельд или отправиться домой спать, чей-то острый ноготь ткнул его в бок. Он опустил глаза и рассмеялся.
— Двенадцать благословений, старая матушка. — Он нежно обнял старуху.
Молит была доверенной служанкой Ингельд. На ее морщинистом лице появилась улыбка, беззубая и добрая, но не слишком широкая — не то паренек еще решит, будто все в полном порядке.
— Нам сказали, ты умер от тяжелой болезни.
— Прошло не так много времени!
— Очень много. — Улыбка погасла. — Леди велела тебе идти к олеандрам и подождать ее там.
Бенард удивился.
— Спасибо, старая матушка.
Тонкими, слабыми пальцами она схватила его за запястье. Затянутые пеленой глаза смотрели на него с беспокойством.
— Будь осторожен, дружок.
— Конечно! Я всегда осторожен.
Он отошел, стараясь никому не попадаться на глаза, но и не прятаться.
Ингельд, судя по всему, выдала эти указания до начала церемонии. Ей тогда еще не доложили, что произошло на аудиенции. Как же она узнала, что он к ней придет?
Глупый вопрос.
Зловещий ответ.
* * *
В былые времена Катрат и его банда любителей швырять камни так часто охотились на Бенарда Селебра, что тот изучил дворец как свои пять пальцев. Он выбрался на крышу, где лежали матрасы, на которых спали слуги. Оттуда он легко спрыгнул в заросший деревьями парк, куда не допускались мужчины, хотя придворная молодежь знала, что это — Место-Где-Делают-Детей. По идее его могли увидеть стражники на крыше, но они — всего лишь вооруженные люди, а не веристы, и в такую жару не слишком внимательны.
В углу росло огромное олеандровое дерево. Сжимая доску с рисунком в одной руке, Бенард подпрыгнул, ухватился за ветку другой рукой и залез наверх, спрятавшись среди листьев. Ветви переплетались с соседним олеандром, давая возможность спокойно перебраться через стену, ощетинившуюся бронзовыми зубцами. Бенард ловко приземлился в траву и оказался в еще более укромном садике, откуда направился к незаметным, но очень надежным воротам в углу.
Разумеется, они были закрыты на засов, но Бенард хорошо его знал. Положив руку на деревянную поверхность ворот, он зажмурился и обратился с безмолвной молитвой к Анзиэль, стараясь нарисовать перед мысленным взором маленький уединенный сад. Убедившись, что там никого нет, он поведал Ей о красоте, которую ищет, и попросил открыть ему путь. Это оказалось немного труднее, чем он рассчитывал, однако вскоре бронзовая задвижка сдвинулась в сторону; он осторожно открыл, а потом закрыл за собой ворота, прекрасно зная, как скрипят петли. Затем прошел по цветочной лужайке между двумя тенистыми прудами, где задумчиво плавали в тишине золотые рыбки, и шагнул в комнату миледи Ингельд.
Она была государственным и религиозным лицом, и потому ее частная жизнь редко оставалась частной, вот почему комната была очень большой, соответствующей статусу хозяйки, и имела пятиугольную форму — знак того, что она священна. Слуги купали ее в громадной ванне из черного гранита, Ингельд стояла на специальном помосте во время аудиенций, и даже дети, которых она зачала и произвела на свет на огромной спальной платформе, принадлежали государству. Пять стройных колонн, окружавших пятиугольный очаг, соединялись под потолком, превращаясь в трубу, уходившую к высокой крыше. Несмотря на жаркий день, в маленькой жаровне Веслих тлели угли.
Невероятная красота, а также воспоминания, с ней связанные, сделали эту комнату самой любимой комнатой Бенарда во всем Додеке. Хотя стили отличались, тонкий вкус и изящество этих покоев отдаленно напоминали ему дворец отца в Селебре. Табурет из бальзамника, стол с алебастровыми кувшинчиками для мазей, инкрустированные камнями сундуки — здесь было собрано много великолепных вещиц, красоту которых подчеркивал простор. Летом тут царила прохлада, потому что одна сторона выходила на цветущий сад с шелковистыми прудами, а зимой за массивными дверями из отделанного бронзой дерева было тепло и уютно; яркие ковры покрывали холодные плитки на полу, а в громадном очаге ревел огонь, бросая вызов ледяным бурям — идеальное место для Ингельд. Мягкие циновки из шерсти горных коз устилали спальную платформу. В комнате витал едва различимый аромат Ингельд. Бенард обратил внимание на капельки воды внутри ванны и в выложенном плитками желобе, куда ее сливали. Значит, Ингельд искупалась, прежде чем отправиться на встречу с богиней.
Разноцветная глазурь украшала кирпичи стен, обрамленных на высоте плеч яркими фризами. Один из них, с изображением Двенадцати Светлых, написал Бенард, благодаря чему стал членом гильдии художников и приобщился к таинствам Анзиэль, а позже получил заказ на скульптуры для Пантеона.