Мальчик кивнул и позволил заглянуть себе в рот. Зубы у него были здоровые и очень белые.
— Какую самую далекую вещь ты видишь?
— Горы, — мальчик взглянул на него, затем через долину. Катемвал внимательно вслушивался в его произношение.
— Что-нибудь поменьше.
— Тогда птицу на дереве, — тут же ответил мальчик.
Катемвал, который сам не мог пожаловаться на зрение, глянул ему через плечо и далеко в долине увидел птицу на умершем стволе циббы, испятнанной снегом.
— Хорошо, — похвалил элисаарец. — Как тебя зовут?
— Райэр.
Катемвал поднял брови и встал.
— Подходит, — подвел он итог и жестом приказал одному из своих людей принести сумку с деньгами.
— Постойте, — возразил его неотесанный папаша. — Я еще не ответил… я не уверен…
— Семь серебряных дрэков, я сказал, — отрезал Катемвал.
— Девять, — мужчина облизнул губы.
— Нет.
Далеко на земле мальчик наблюдал, как они спорят над его головой. Его судьба болталась между ними, как невесомый лист.
— Восемь, — отозвался мужчина. — Дай мне восемь.
— Я дам тебе семь, как и собирался. Вот, — Катемвал развязал ремешки и высыпал в его лапу семь трехгранных монет. Новенькие, прекрасные и совершенные, их острые грани сверкали белым светом. Рука мужчины дрогнула, он машинально сжал пальцы.
— Я сообщил о своих торговых намерениях твоим жрецам в Ли, — сказал Катемвал. — Ты понимаешь меня? Сделка совершенно законна. Теперь ребенок мой.
— Он принадлежит мне, — внезапно оскалился папаша. — Если я потружусь вытряхнуть из него кишки, он никогда не вырастет.
Однако Катемвал уже утратил интерес к мужчине. Он снова посмотрел вниз на мальчика.
— Ты поедешь со мной. Мы отправимся в путешествие. Я возьму тебя с собой через море в гордую страну с городами из камня — хорошее приключение. Ты не будешь испытывать нужды ни в чем. Есть здесь что-то, что тебе хотелось бы забрать с собой? — Катемвал был не злым и довольно чувствительным человеком.
Но ребенок молча смотрел на него. Понимает ли он, о чем его спрашивают?
Катемвал поднял его и перенес на скакуна, посадив в седло перед собой. Ребенок не беспокоился, не боялся зверя или зеебов, как не испытывал страха перед собаками с фермы.
Деревенский чурбан снова и снова пересчитывал серебро. Он не заметил или не хотел замечать их отъезд. Но черная охотничья собака залаяла. Мальчик изогнулся и уставился на нее. Когда Катемвал ударил шпорами в бока скакуна и пустил его быстрым галопом, ребенок внезапно вытянулся в его руках, дернувшись к собаке, и заплакал без слов и звуков, страдающий и отчаявшийся.
— Тише, маленький лев. Боги любят тебя. Ты уезжаешь к новой жизни, и она будет куда лучше, чем вечный голод в свинарнике. Верь Катемвалу, он знает, о чем говорит. Дни славы, сила, которая таится в тебе. Не растрачивай ее, живи ею. Ты станешь всем.
Однако, несмотря ни на что, Катемвал почему-то надеялся, что на обратном пути не встретит зловещую похоронную процессию. Он не знал, что женщины поднялись выше и им необходимо еще не меньше часа, чтобы завершить обряд.
Сумеречный свет окутывал Тьиво, которая в одиночестве шла домой, отделившись от остальных плакальщиц. Никакой болтовни между женщинами не было — такое поведение не дозволялось, тем более что беседа задержала бы их. Каждой предстоял долгий путь домой, где их ждали нужда, тяжелая работа и голодные раздраженные мужчины.
С темнотой поднялся ветер, разбиваясь об острые скалы вокруг и барабаном гремя в ушах Тьиво. Поэтому она не слышала собачьего воя, пока не подошла совсем близко.
Тьиво остановилась. Ее ушей коснулся плач боли, подобный тому, который она сама издавала по покойнице до тех пор, пока ее горло не отказалось работать. Но собака не стала бы выть по старухе.
Она побежала. Через острые скалы, мягкий снег и тени на холодный каменный двор — и снова остановилась. Вой сотрясал собачий загон. Тьма неистово оплакивала кого-то.
Тьиво открыла дверь в дом.
Комнату заливало тепло. Орн спал по одну сторону от очага, а по другую в кресле матери сидел Орбин. Тепло, но не безопасно. Все изменилось. И где же, где же, где Райэр, который должен был вернуться с наступлением темноты?!
— Эй, Тьиво, — вкрадчиво обратился к ней Орбин. — Пока ты там драла глотку с этими бабами, я позаботился о ферме.
У нас совсем нет денег, подумал я. И тут как раз приехал человек. О, тебе бы он понравился. Еще один чужестранец. Ты, пожалуй, не отказалась бы впустить его в себя, но он искал не шлюху. Он хотел купить кое-что другое. За элисаарское серебро. Вот оно, смотри. Сказать тебе, Тьиво, что он захотел взамен?
В этом году холодное время выдалось особенно тяжелым. Время смертельной ледяной пустоты. Животные умирали в хлевах. Люди умирали, просто упав в снег в нескольких шагах от дома. Когда начались дожди, снег все еще падал, смешиваясь с водой, и казалось, что избавления не будет. Многие стекались в Ли принести жертву Ках в надежде на лучший год, чтобы хоть как-то выжить. Орбин, видя, что Орн потерял за зиму двух коров, как обычно, отправился в Ли с серебряными монетами в кармане, оставив идиота и потаскушку дома.
Дорога была отвратительная, грязь и лед перемешались, по голове и плечам хлестал снег, разбавленный дождем. Но Орбин медленно и неуклонно шел вперед, мерно помахивая рукой. Впереди его ждали религиозное забвение, быстрое удовлетворение похоти и долгое пьянство. Богатый, как никогда в жизни, он мог позволить себе остаться на ночь на тюфяке в пивной. Он даже может сделать особое подношение Ках, чтобы умилостивить ее, если будет необходимо. Но он считал, что нужды в таком приношении не возникнет. Он поступил честно, продав незаконною ребенка — точно так же Орн мог бы продать свое собственное отродье, или сам Орбин — свое, если уж на то пошло. Потаскушка молчала об этом. Ни слова за всю зиму — совсем не то, чего можно было ожидать. Впрочем, она знает, что не вправе требовать возмещения или говорить об этом, и в любом случае виновата сама. Если бы она приносила пользу, делая что-то по хозяйству или для него лично (она даже не умела доставить наслаждение мужчине!), возможно, он поступил бы иначе и защитил ее права. Хотя теперь Орбин даже радовался, что она валялась в хлеву с ланнцем — ему понравилось серебро, и он получил удовольствие, рассказав ей о том, куда дел ее щенка. Правда, он ощущал себя слегка неловко, не зная, как она воспримет новость. Она могла начать протестовать или что-то в этом роде…
Услышав какой-то звук на вязком тракте позади, Орбин оглянулся посмотреть, что это такое. Что-то серое в молочной пелене дождя — он подумал о демонах, баналиках. С замершим сердцем он оглянулся еще раз и не слишком-то обрадовался увиденному.
